Открытое пространство

(1) Трамп и Путин могут и не встретиться в Будапеште. По крайней мере, это следует из того, что известно о разговоре Лаврова и Рубио. Позиция Кремля остается прежней и выражается достаточно известной из прошлого фразой «Война до победного конца». Несколько абстрактная формула «СВО продолжится вплоть до устранения первопричин конфликта» не оставляет никаких возможностей для компромисса. Нет компромисса — нет повода встречаться, чтобы еще раз послушать рассказ про половцев. Теоретически любая война (если шире — то вооруженный конфликт) ведется либо тотально, и тогда единственное завершение такого конфликта — капитуляция (или тотальное поражение) одной из сторон, либо завоевание каких-то приемлемых позиций для заключения мирного договора. Победа — это положение сторон, лучшее для победителя, чем оно было в начале конфликта. Хотя бы по мнению победителя. Достаточно ёмкая формула, в которой есть возможность для остановки конфликта на каком-то промежуточном этапе. Однако пока Кремль максимизирует свое видение победы до полного разгрома Украины. Вопрос лишь в одном — насколько реалистична эта задача. Проблема усугубляется еще и тем, что идущий конфликт находится не в космическом вакууме, а в совершенно определенном контексте более общей обстановки. Война на Балтике (пускай пока в гипотетическом варианте) является частью этого контекста. При этом положение сторон будущего конфликта динамически меняется — Европа, обладая временем на подготовку, усиливается, проводя предвоенный период с расчетом на выход к готовности к 2030 году, но скорее всего, готовность наступит даже раньше (полной готовности, как известно, не бывает никогда, поэтому любая страна вступает в войну, всегда имея ряд нерешенных в предвоенный период задач) В этом смысле завершение конфликта на Украине более выгодно для Кремля, чем для Европы, так как российская военная машина уже находится в состоянии воюющем, причем воюющем на достаточно высоком уровне готовности. Продолжение СВО с перспективой войти в войну с Европой, имея незавершенный конфликт на Украине — эта ситуация однозначно ухудшит общее стратегическое положение. При этом вариант со скорым завершением СВО на условиях «ликвидации первопричин» пока явно не проглядывает. Это означает лишь то, что отказ от перемирия сейчас может поставить Кремль перед фактом войны на два фронта. Не стоит также забывать, что география России достаточно обширна, и в перспективе к конфликтам на западе (и возможно, синхронно с ними) могут возникнуть обострения ситуации и в других местах. Наиболее тревожным со всех точек зрения является ситуация в Таджикистане. Транзит власти от Эмомали Рахмонова к его сыну Рустаму уже начался, пока в латентном виде. Тем не менее, 2026 год — это год очень вероятного запуска процедуры передачи власти, что может стать поводом для вскрытия всех накопленных противоречий, как внутри страны, так и за ее пределами. Таджикское Исламское государство «Вилайет Хорасан», предположительно, активно готовится к этому транзиту и весьма вероятно проявится в его ходе, так как любая передача власти на время ослабит любую государственную машину, которая может пропустить обострение извне. Если же учесть, что ИГ вполне способно взаимодействовать с внешними игроками (хотя и во многом на своих условиях), возникновение горячей точки на юге может стать весьма вероятным и очень неприятным сюрпризом для России в следующем (либо в 2027 году), Если это обострение будет синхронизировано с обострением на Балтике, можно будет говорить уже не о двух, а минимум о трех фронтах.

(2) В начале 2021 года Россия развернула крупную группировку вдоль границ с Украиной под видом учений (которая так и осталась на месте вплоть до февраля 2022 года) — это фактически было последним предупреждением, и у Зеленского был почти год для того, чтобы осмыслить происходящее. В свое время Карибский кризис случился по похожему сюжету — вначале американские ракеты в Турции, а затем советские на Кубе стали причиной, по которой война между СССР и США стала из вероятного крайне возможным событием. И только ценой очень большой и напряженной работы удалось остановиться буквально на краю. НАТО в Харькове и на Полтаве — это угроза более чем серьезная, и стоит лишь повторить — Киев имел целый год на то, чтобы оценить возможные действия «одвичного ворога» при продолжении этой угрозы. Сделал ли что-нибудь Зеленский для того, чтобы устранить ключевой фактор будущего конфликта? Вопрос, как и ответ, риторический — нет, ничего. И теперь, возвращаясь к текущей ситуации. Позиция «война до победного конца» всегда выглядит патриотической. Однако патриотизм иногда заключается в том, чтобы оценить реальное положение дел. Оно таково, что у Зеленского есть только один вариант, при котором он (может быть) сумеет вернуть свои территории по прошествии почти четырех лет боевых действий — развал России в случае коллапса власти в Москве. Не будем обсуждать вероятности такого сценария, в нём важно то, что от самого Зеленского это не зависит никак. Это фактор, который может возникнуть, а может — и нет. Строить политику государства, в особенности воющего государства, от фактора, на который оно не способно повлиять, нелепо. Но именно это и происходит. На нынешнем этапе Украина при любом исходе конфликта — проигравшая сторона. Тяжелейшие последствия потребуют от нее экстраординарных усилий по восстановлению, и чем дольше длится конфликт — тем выше вероятность того, что даже этих усилий окажется недостаточно. Долг руководства Украины в подобных обстоятельствах — не тешить себя иллюзиями, а фиксировать убытки, тем более, что оно привезло эту ситуацию себе само. «Революция достоинства», которая победила расстрелом на Институтской, залила кровью вначале восток страны, а теперь продолжает заливать её всю, метастазами разбросала себя по всей стране. Причем те, кто стоял у руля событий 2014 года, уже давно вышли в тираж, а самые умные (или хитрые) вообще исчезли с горизонта. Парадоксальным образом ее «завоевания» сейчас защищают те, кто от этой революции не получил ничего, кто не был с ней согласен, кто дистанцировался от нее. По сути, долг украинского руководства — это сохранить то, что еще можно сохранить, и главное — людей. Пускай ценой унижения. Что, безусловно, дело очень опасное, так как оно очень быстро может перерасти в оголтелый реваншизм. Но эта проблема — уже следующего поколения политиков. Если они вменяемы, они сделают всё, чтобы пройти по краю, но не свалиться туда. Однако всё это не имеет никакого смысла, если страна и народ будут попросту сожжены. Государственный деятель — это тот, кто принимает на себя ответственность за будущее. Однако Зеленский, который сделал максимум для того, чтобы война пришла к нему в феврале 2022 года, явно не похож на государственного деятеля. Собственно, и на политика он похож не слишком — политик управляет толпой, а не она им, а Зеленский в апреле 2022 года пошел на поводу толпы, умело «раскочегаренной» признанными мастерами подобных историй британцами, когда сорвал Стамбульские соглашения, заключенные на гораздо более мягких условиях, чем те, которые выставлены ему сейчас. И это не считая сотен тысяч погибших и искалеченных, которые погибли просто потому, что он не стал держать свое слово. С другой стороны, если согласиться с тем, что позиция Зеленского — это просто трансляция воли каких-то внешних по отношению к нему сил, тогда все вопросы снимаются. Что можно предъявить пану старосте, который всего лишь выполняет указания герр коменданта? Но тогда и разговаривать нужно не со старостой, а с тем, кто дает ему распоряжения. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

(1) Даже если предположить, что позиция украинского президента Зеленского является его самостоятельной, она вызывает ряд вполне обоснованных вопросов. Вначале есть смысл уточнить: упомянутая самостоятельность выглядит во многом виртуальной, так как слишком очевидной является определенная вынужденность самой позиции, ее вторичность по отношению к решениям, принимаемым далеко за пределами Киева. Говоря прямо — за спиной Зеленского слишком явно «торчат уши» британских визави, и начиная с событий развала Стамбульских соглашений эта откровенная вторичность просматривалась неоднократно. Внезапной смене риторики и действий Зеленского обязательно предшествовал либо визит премьер-министра (а затем и в статусе отставного премьер-министра) Джонсона, а также контакты с представителями британской политической элиты. Когда подобные совпадения происходят регулярно, совпадениями это назвать уже затруднительно. Но даже если предположить, что здесь всё в порядке, и эта позиция является выражением воли самого Зеленского (и, соответственно, разделяемая правящей украинской стратой), то главный вопрос, который возникает при этом: насколько она адекватна тому объективному положению вещей, которое сложилось в ходе российско-украинского конфликта? Вопрос непраздный. Жизнь началась не с 24 февраля 2022 года, этой дате предшествовали многие другие. Стоит напомнить, что Зеленский пришел к власти на твердом обещании завершить конфликт на востоке. Во многом это обеспечило ему победу на выборах над Порошенко, который предлагал украинскому избирателю классическую «войну до победного конца» и никак иначе. Однако Зеленский не сделал ровным счетом ничего, чтобы выполнить предвыборные обещания. Возражения, что ему мешали — внутренние противники, внешние враги — не принимаются. Он обязан был понимать и учитывать их наличие, а потому любые внешние по отношению к нему самому обстоятельства не могут являться сколь-либо значимым фактором, который можно было бы предъявить. «Боишься — не делай, делаешь — не бойся, сделал — не сожалей». Зеленский не сделал ничего, да и собирался ли — будем говорить откровенно, вопрос вопросов. Первая, и как впоследствии выяснилось, единственная возможность продемонстрировать стремление к завершению конфликта у Зеленского была в декабре 2019 года на заседании «нормандской четверки», однако уже в ходе встречи оппозиция во главе с Порошенко предупредила Зеленского, что капитуляция Украины неприемлема, и Зеленский не рискнул сломать безнадежную линию, которая и завела ситуацию в тупик. Стоит напомнить, что ключевым разногласием, по которому Порошенко и создал этот тупик, был вопрос о передаче границы «до» или «после» выборов на Донбассе. Пойти на компромисс Зеленский, чтобы изменить эту заведомо тупиковую ситуацию, не рискнул, а значит, остался в том же самом пространстве, которое обещал на выборах полностью пересмотреть и переиграть. В отношении жителей Донбасса риторика Зеленского осталась той же, которая и привела к восстанию 2014 года — вопреки предвыборным обещаниям рассматривать всех украинских граждан равным образом деление на «правильных» и «неправильных» так и осталось мейнстримным. Здесь он откровенно пошел на поводу у командиров наци-батальонов, для которых «с той стороны» украинцев не было. Всё остальное не имеет никакого значения, дела всегда говорят больше любых слов. С делами у Зеленского было никак. Он так и не смог озвучить собственную линию, отличную от линии тех, кто с 2014 года определял политику Киева, хотя пришел к власти на ее отрицании. По сути — обманув тех, кто за него голосовал. Но ключевая угроза, которая, безусловно, стала причиной принятия решения о СВО — это курс на вхождение Украины в НАТО, если потребуется — и явочным порядком. При любом отношении к режиму в Кремле обеспокоенность любого российского руководства получить в 400 километрах от Кремля явно не дружественный военный блок со всей его инфраструктурой выглядит абсолютно обоснованной.

События, которые происходят в Грузии, а также явное вмешательство в них со стороны европейцев, могут иметь подоплеку, связанную с тем, что сейчас происходит на северо-западных границах России. Подготовка к столкновению в Балтийском регионе уже практически никем не скрывается — ни с европейской стороны, ни с российской. Кстати, с этим может быть связана внезапная активность белорусского руководства на американском направлении: Минск наверняка хотел бы продолжить политику фактического нейтралитета, которой он придерживается сейчас в ходе российско-украинского конфликта, но в случае столкновения Россия-НАТО «выскочить» для Лукашенко будет крайне непросто. Поэтому ему нужна дополнительная точка опоры. Если столкновение России и европейского НАТО весьма вероятно, то логика европейцев читается достаточно прозрачно. Во-первых, для них необходимо продолжение российско-украинского конфликта, как прикрытия для подготовки к войне. Очевидно, что воевать на два фронта Кремль не рискнет, а если это и произойдет, то задачи, которые будут поставлены на Балтике, будут крайне ограниченными просто в силу ресурсной недостаточности. Во-вторых, европейцы будут продолжать санкционное давление на Россию, и хотя оно почти перестало работать (каждый новый пакет санкций всё менее эффективен), но в данном случае работает правило Льюиса Кэролла: чтобы оставаться на месте, нужно быстро бежать. В этом смысле новые пакеты санкций — это уже, скорее, поддержание сложившегося баланса, чем дополнительная нагрузка на российскую экономику. В-третьих, европейцы становятся прямо заинтересованы в нагрузке Кремля дополнительными проблемами, а потому им нужны их источники. Внутренние проблемы сегодня в России создать невозможно в принципе — оппозиции нет, правящая страта деморализована террором, ее структуризация в какую-либо аппаратную оппозицию бесперспективна. Значит, остается возможность создания внешних проблем и угроз. Грузия вполне подпадает под третий фактор подготовки Европы к войне. Фактически сегодня Грузия по отношению к России нейтральна. Нельзя сказать о дружественных отношениях, но они точно не враждебные. И пока российское руководство это устраивает, особенно на фоне ухудшения ситуации в отношениях с Арменией и Азербайджаном. Поэтому любое изменение политики Грузии в отношении России в сторону ухудшения этих отношений будет воспринято в Москве весьма тревожно, а зажечь психоз на тему «Можем повторить», имея в виду войну 08.08.08 — это вопрос недели. И трех выпусков с Соловьевым. Даже если столкновения удастся избежать, усиление военной группировки на границе с Грузией — это в любом случае снижение угрозы на балтийском направлении. Стоит отметить, что в самой Грузии сейчас немало людей, которые воспринимают времена правления Саакашвили достаточно позитивно. На его упражнения во внешней политике они внимания не заостряют, но тезис «При Мише было лучше» существует и поддерживается немалым количеством людей. При этом особенной поддержки у радикальной грузинской оппозиции в реальности нет — она непонятна для большинства населения, ее лозунги слишком абстрактны, а призывы «В Европу» уже мало кого трогают. Правда, и в Россию никто не рвется. Нынешнее нейтральное состояние устраивает большую часть населения. Новой цветной революции в Грузии, скорее всего, не будет — для нее нет (по меньшей мере пока) сколь-либо внятных причин и у нее нет поддержки, даже пассивной. Но создать нестабильность в этой небольшой стране, что может вызвать неадекватную реакцию в Кремле — скорее всего, расчет строится на этом. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

Одной из фантомных болей нынешнего российского руководства является желание занять «подобающее место» и стать «центром принятия решений», что озвучивается в виде концепции «многополярного мира». Причины этой боли вполне понятны: предыдущий советский проект обладал своим местом и занимал его по праву. В определенной степени такая фантомная боль может быть определена как реваншизм — весьма опасный мотив любой деятельности, так как он всегда направлен в прошлое, которого нет. Лангольеры истории уже переработали это прошлое, и его просто не существует в реальном мире, поэтому реваншизм в любом из своих проявлений всегда обречен. Проблема заключается в том, что центрами любого мирового порядка могут быть социальные субъекты, обладающие целым рядом необходимых для этого условий. Первое условие: государство (и полностью разделяющий хотя бы на уровне смыслов народ) должны обладать сформированной (а значит, осмысленной и консенсусной) уникальной по отношению к любым иным цивилизационной миссией. Должен прозвучать ясный и внятный ответ на вопрос: для чего мы существуем? Иначе говоря, должен существовать образ и проект будущего, разделяемый и правящей стратой, и управляемым ею социумом. Принципиальное условие — это согласие должно носить добровольный и осознанный характер. Второе условие: государство должно занимать четко определенное место в мировой системе разделения труда на уникальной позиции, причем в достаточной близости от верхнего положения мировой иерархии, на позиции (или рядом с ней) «абсолютного хищника» мировой системы — то есть, обладая всем необходимым набором признаков для инициирования эволюции и трансформации мирового порядка. Третье условие: наличие господствующей идеологии как проявленной пассионарности одного из составляющих нацию этносов. Это ключевые условия, отсутствие хотя бы одного из них вычеркивает страну из списка претендентов на «место за столом» принимающих решения. С первым условием пока всё очевидно: проекта будущего у правящей страты нет. Есть проект «будущего в прошлом» — те самые «традиционные ценности», но это не будущее, это его отсутствие. Логично, что правящей знати попросту нечего предложить народу, и раз так, то говорить о консенсусе не приходится — нет предмета. Второе условие в определенной мере выполняется: место в мировой системе разделения труда есть, но на данный момент оно находится глубоко внизу на уровне банального сырьевого придатка, причем это место вполне устраивает правящую страту, которая в свое время даже обозначила его лукавым термином «энергетическая сверхдержава». Потенциал изменения этого жалкого положения всё ещё не исчерпан: в России осталась хотя и изуродованная, но система образования, на высоком уровне по сравнению со странами третьего мира остается состояние социальной системы, в России осталась хотя и серьезно пострадавшая, но всё ещё уникальная культура. Это дает возможность изменить нынешнее положение вещей, но без выполнения первого условия и получения ответа на стратегический вопрос: для чего мы? - весь этот потенциал рано или поздно, но пойдет прахом. Третье условие тоже вызывает вполне обоснованные вопросы. Ни о какой пассионарности сегодня говорить не приходится. Курс государства на стерилизацию любой социальной активности, террор как метод управления, провозглашение «стабильности» как смысла существования государства полностью вычеркивают для России выполнимость и этого условия. Подытоживая: на сегодняшний день объективных предпосылок для претензий на статус «центра принятия решений» у страны нет. Никому не интересны лекции по истории и рассказы про злых печенегов, которых кто-то когда-то где-то там победил. Значение имеет здесь и сейчас. В этом смысле СВО, как заявка на «место за столом», возможно, и выглядит логичной, но по исполнению она, напротив лишь укрепляет «партнеров» в мысли, что эта претензия явно преждевременна и не может быть даже рассмотрена. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

(2) В любом случае проблема иллюзорных фантомных рынков тоже выглядит неразрешимой. Семантическое пространство само по себе инфинитно — оно бесконечно. Однако речь идет о семантическом пространстве, в котором может существовать очень конкретная индустриальная фаза развития, а значит — в этом бесконечном пространстве смыслов она может оперировать только индустриальными смыслами, которые могут быть капитализированы. Что создает конечное, финитное, пространство таких смыслов, причем по большей части оно уже занято. Хотя теоретическая модель Форрестера и позволяет создавать бесконечное число рынков, большинство из них попросту непригодно для формирования внутри них индустриальной капитализированной экономики. Это примерно как попытаться внедрить интернет среди туземцев Америки со стороны конкистадоров. И сами конкистадоры понятия не имели об интернете и тем более они не могли бы внятно изложить суть и преимущества этого рынка американским индейцам. Главная проблема фантомных рынков (и всей иллюзорной деятельности) заключается в том, что каждый новый иллюзорный рынок формирует определенный локалитет выгодополучателей, однако он способен существовать лишь за счет принуждения всех остальных локальных рынков. Как правило, через систему прямого или косвенного насилия. Если рынок экологических технологий еще может поддерживаться за счет санкционного давления на всех прочих, вынужденно принявших его правила, то каждый последующий иллюзорный рынок будет создавать еще большее давление и перекос в отношениях между выгодоприобретателями и всеми остальными. Даже не прибегая к строгим расчетам, можно предположить, что уже второй после экологического рынка станет неподъемной ношей для мировой экономики, не говоря уже о третьем и так далее. Собственно, и экологическая повестка себя почти исчерпала. «Экологические организации» всё больше напоминают банальных террористов, а циничные лидеры и иконы стиля движения вроде той же Греты Тунберг уже переключились на иные пространства борьбы: теперь Тунберг фигурирует в основном в повестке действий за права палестинского народа. Экология перестала ее интересовать ввиду бесперспективности этого вида деятельности в плане ее монетизации. Тем не менее попытки создания таких виртуальных рынков продолжаются. В качестве примера можно привести взрывной рост так называемых «доткомов» в конце девяностых годов, равно как и стремительный рост криптовалютного рынка и рынка искусственного интеллекта сегодня. По своей сути это точно такие же фантомные иллюзорные рынки — но их будущее предопределено уже сейчас — они лопнут точно так же, как лопнул рынок «доткомов», вопрос лишь в масштабах обрушения. Судя по всему, оно будет куда как более серьезным. Этот момент стоит тоже учитывать при сколь-либо долгосрочном планировании. Извлечь текущую выгоду, как и в рамках любой финансовой пирамиды, безусловно, возможно. Однако перспективно все эти фантомные рынки критически зависимы от процесса катастрофического развития событий в рамках существования всей индустриальной фазы развития. И они лопнут вместе с ней, причем наверняка значительно раньше, чем процессы коллапса этой фазы станут очевидными. Кстати, вдогонку: известный рынок «здорового образа жизни» во многом тоже является иллюзорным, так как продвигает ценности, мало совместимые со здравым смыслом, а экстремальные виды такого рынка по мере исчерпания базы его расширения принимают всё более тяжелые формы, сопровождаемые периодическими сообщениями о смертях тех, кто всерьез воспринимает смыслы этой фантомной деятельности. Узость этого рынка не позволяет масштабировать его в силу высоких затрат на поддержание пропагандируемого образа жизни и низкой его капитализации, но здесь суть в том, что на самом деле попытки создания такого рода рынков предпринимаются постоянно, и всегда с одним и тем же финалом. Пандемия 2020/2021 годов - еще один показательный пример попытки формирования рынка, основанного на страхе. Технология его создания полностью аналогична той, которая была применена при борьбе с «озоновой дырой». |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

Вчерашний перфоманс с матерным увольнением районного чиновника самарским губернатором уже подробно разобран — тут и незаконность самого увольнения (губернатор может лишь подать представление, а увольняют главу района местные депутаты), и то, что вообще-то памятник, о котором оповещает табличка, ставшая поводом для «увольнения», давно поставлен, да и биография самого районного головы, который прошел свой трудовой путь от сохи и знает свой район куда как получше, чем губернатор — область. Вопрос здесь в другом. Самарский губернатор — это новое молодое поколение управленцев. Которое было создано этой системой, и которое (по идее) в итоге придет на смену нынешнему поколению старцев. Они, конечно, хотят жить до 150 лет, но скорее всего, всё закончится как и всегда — просто пятилеткой пышных похорон. Причем уже скоро. Биология — штука такая... Новое поколение, мягко говоря, выглядит очень не здорово. Это просто плохой косплей Трампа — нацеленность на шоу, пиар и показатели. Нулевое внимание к реальным проблемам, зато тотальный интерес к выполнению спущенных KPI-нормативов. Другого способа выделиться из безликой массы нет, так как любой креатив в развитии перестает быть креативом, когда его нужно согласовать в бесчисленных инстанциях. Приходится выделяться, соответствуя брутальному стилю «Дебилы, бл…», который стал эталоном для высшей касты - это ведь так нравится электорату. Теперь эстафету подхватывает молодая поросль… Время самодостаточных глав регионов, способных на принятие самостоятельных решений без оглядки на инстанции, прошло. Выкосили. Упрощение системы управления потребовало устранения многих факторов неопределенности: и инициативы со стороны населения, и инициативы со стороны представителей самой вертикали. С населением пришлось повозиться, но теперь любая самоорганизация выжжена дотла и рассматривается в первую очередь как отягчающий фактор в составе организованной группы. Чиновники тоже прошли соответствующую селекцию с тем же самым результатом. Два вполне показательных примера: в июне 2023 года, когда Пригожин шел на Москву, дорога была открыта настежь. Просто потому, что сверху не поступало команды, а самостоятельно проявлять инициативу спасать Родину от мятежников никому не пришло даже в голову. Второй пример — Курская область, где спасение жителей из внезапно открывшейся зоны боевых действий проходило в основном в режиме «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Местные чиновники, не получив внятных указаний, попросту исчезли и растворились. Иначе говоря, сегодня мы имеем точно такую же картину, которую можно было наблюдать в самом начале «пандемии» - инфекционная отрасль медицины прекрасно выглядела и давала оптимистичные показатели в период отсутствия эпидемий (сыпала цифрами и графиками заполняемости и проходимости койко-мест, бодро оперировала показателями эффективности и бюджетной оптимизации), но как только эпидемия (причем даже неважно — реальная или не очень) пришла, эта же самая инфекционная отрасль мгновенно впала в кому. Причем так, что пришлось мобилизовывать всю остальную медицину, которая тоже, скажем осторожно, выглядела не очень отлично от инфекционной. Неспособность к адекватному реагированию на экстремальные обстоятельства для любой системы управления — это оборотная сторона неспособности к регулярной повседневной результативной работе. Как только вы видите чиновника, работающего на пиар, но при этом неспособного вникать в текущую рутинную повестку — это автоматически означает, что в экстремальной обстановке он точно так же будет неспособен выполнять свои функции. И наоборот: по поведению системы в момент кризиса точно так же можно характеризовать ее способность к работе в «нормальных» условиях. И новое поколение управленцев, чьим характерным представителем как раз и является упомянутый губернатор, вполне вписывается в общую характеристику сложившейся управленческой системы, не способной давать результат ни в «нормальной», ни в экстремальной обстановке. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

Подписанная вчера мирная декларация в Шарм-аль-Шейхе является в чистом виде «игрой в имитацию» и не имеет ни малейшей практической ценности именно как мирное соглашение. Причина проста: ни Израиль, ни ХАМАС её не подписали и даже не были приглашены. Были какие-то очень уважаемые, но совершенно левые и не относящиеся к данному конфликту зрители вроде Армении или Азербайджана. Саму декларацию подписали США, Египет, Катар и Турция. По факту это никакое не мирное соглашение, хотя его немедленно начали называть именно так. Перемирие в Кэмп-Дэвиде в свое время подписали все-таки непосредственные участники тогдашнего конфликта — Израиль и Египет, Бегин и Садат. При посредничестве США, конечно. И эти соглашения продолжают работать и по сей день. Как могут работать вчерашние соглашения, если их не подписали непосредственные участники событий, не совсем понятно. Скорее всего, никак. Подход Трампа к решению проблем — это в первую очередь шоу. Биография и предыдущая трудовая деятельность накладывает свои особенности на стиль политики нынешнего президента США, тут не поспоришь. Ему нужен он на обложке, всё остальное должно быть фоном, оттеняющим его великолепие. К реальному разрешению сложных международных проблем такой подход и стиль отношения не имеет, но этого и не требуется, для шоу важны сиюминутные эмоции, завтра будет новый сезон и новые шоураннеры. Основная и неразрешимая проблема палестинцев заключается в их неспособности создать сколь-либо полноценное национальное государство. Создаваемые ими структуры нежизнеспособны и носят имитационный характер, вся экономика и Западного берега, и сектора Газы — это примитивное традиционное хозяйствование и дележ международной помощи, причем прекратить эту помощь невозможно по известной причине — если вы помогли кому-то раз, другой, третий, то в дальнейшем этот человек просто включает вашу добровольную помощь в свой планируемый бюджет, как регулярный и обязательный источник поступлений. И прекращение этой помощи будет воспринято как оскорбление и вызовет немедленную враждебность. На таких предпосылках создать полноценное государство невозможно, а без него ситуация будет циклически повторяться от одного обострения к другому. Как выйти из этого заколдованного круга, на шоу Трампа ответа не дали, да оно для этого и не предназначено. Фактически создана целая нация патологических иждивенцев, и так называемое «международное сообщество» сделало для этого всё возможное. Любое мирное урегулирование в таком случае должно включать в себя дорожную карту строительства палестинского государства, не основанного на внешней обязательной помощи. Но это крайне непростая комплексная и системная задача, невозможная без создания полноценного внешнего управления, формирующего каркас будущей системы власти, которую постепенно нужно будет передавать палестинцам. И их к этому нужно готовить, обучать и отбирать. Но «мировому сообществу» важно имитировать озабоченность, а не решать проблему. И шоу Трампа этому лишнее подтверждение. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

Предполагается, что на текущий момент режим власти в России, полностью искоренив само понятие «оппозиции», находится в максимально устойчивом состоянии с точки зрения предотвращения внутренней смуты. Отдельные стихийные выступления, даже если они и будут происходить (причем неважно, по каким поводам) угрозы не представляют просто в силу полного отсутствия хоть какой-то организующей их силы. А стихийное появление такой силы — дело вероятностное, небыстрое и пресекается вполне беспроблемно. Однако в таких ситуациях всегда возникает сюжет, который не вписывается в подобную картину тотального внутреннего контроля. И он всегда связан с самой властью. В качестве примера стоит напомнить, что в октябре 1952 года на 19 съезде партии был провозглашен курс на разделение полномочий партии и исполнительной власти-правительства. Сталин произносил свое выступление в мертвой тишине партаппаратчиков, прекрасно понимавших, что будет происходить далее, так как отлучение от контроля над распределением ресурсов в азиатском способе производства (по Марксу) всегда означает утрату реальной власти. А с ней - и всего того, ради чего правящая страта и существует. Через четыре месяца после этой мертвящей тишины стране объявили о тяжелой утрате, постигшей ее, а партия, проведя внутреннюю чистку, похоронила вместе с вождем и идею разделения полномочий — до 19 партконференции 1988 года, причем Горбачев учел печальный опыт предшественника и ускоренно принялся создавать параллельные партии структуры, но и здесь партийная номенклатура сумела сохранить позиции, разрушив страну, но сохранив (в значительной части) власть и доступ к ресурсам, пускай и на уровне ниже. Что значит какая-то страна по сравнению с собственным правящим положением? Потом она в ряде республик ее все же утратила, сдав полностью или частично позиции оргпреступности (как в России, Украине, Закавказье), но это было потом и сугубо в «рабочем» порядке. И опять же - срок, в течение которого номенклатура нашла выход, был достаточно небольшим - чуть менее, чем через 2 года в 1990 году Россия приняла декларацию о суверенитете, после чего распад страны стал вопросом ближайшего времени. В любом случае решение находилось, и оно всегда исходило из недр самой власти. Возникает вполне логичный вопрос: развязанное сегодня избиение чиновного сословия и аффилированных с ним бизнес-структур пока происходит в режиме надежд истребляемой бюрократии, что она в личном качестве как-то, но договорится и откупится. Однако время идет, и можно видеть вторую фазу событий — чиновники собирают «тревожные чемоданчики» и пытаются скрыться с сотнями миллионов рублей (в валюте, рублях и золоте) — в автомобилях, на личных самолетах и ином транспорте. Пока их в основном ловят по дороге. Однако третья фаза — когда они осознают что бежать некуда и придут за каждым — наступит уже очень скоро. И тогда перед нынешней чиновничьей номенклатурой встанет вполне очевидный вопрос: как удержать непосильно нажитое, которое отберут с вероятностью процентов в сто? Логично предположить, что чем активнее пойдет резня бюрократии, тем скорее фаза номер два перейдет в третью. И вопрос коллективного спасения встанет ребром. Каким будет на него ответ — никто не знает и никто не скажет, но вариантов не слишком много на самом деле. И все они сводятся к двум уже упомянутым — либо к сообщению о постигшей нас невосполнимой утрате, либо о быстром, буквально одномоментном разбегании всех во все стороны (в одиночку сделать это будет невозможно, а вот когда побегут все, да еще и с территориями и активами — остановить этот процесс будет невозможно) Кивать на чужой опыт (скажем, китайский) в этом вопросе нет ни малейшего смысла. Он на то и чужой, что завязан на чужую культуру и ментальность. Тем более азиатскую. Но тот факт, что в плотно закрытом котле бурно кипит, а снизу только успевают подбрасывать дрова, выбора не оставляет — кипящий пар рано или поздно, но найдет выход. И, как всегда, это будет то, к чему никто не готов и что сегодня даже не предполагается. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

Военное обострение между Афганистаном и Пакистаном, видимо, было неизбежным и может повториться еще не раз. С проблемой такого рода сталкивались разные страны в разное время, и она носит абсолютно объективный характер. Талибан — это национально-освободительное движение клерикального толка. Вся его деятельность на протяжении десятилетий была связана с вооруженной борьбой, целью которой было создание государства Афганистан в том виде, который и был заложен в идеологию движения — национальное исламское государство. Соответственно, лидеры движения — это люди, умеющие воевать, выдвинутые вверх по иерархической лестнице именно за эти умения. Победа поставила перед движением кардинально иные задачи — государственное строительство и гражданское развитие. Логика требует продвижения на ведущие позиции людей, которые умеют заниматься именно этим. И вот здесь, как правило, возникает кризис, так как таких людей попросту нет (да и откуда им взяться у воюющего десятки лет движения?), а главное — что теперь делать с прежними лидерами, которые умеют воевать, но совершенно не умеют строить мирную жизнь? Те же вопросы возникают и в отношении всей структуры Талибана, которая была сформирована для войны, но теперь перед ней стоят принципиально иные задачи. Кстати говоря, на этом же погорел и Альянс Семи, который пришел к власти после свержения режима Наджибуллы. Лидеры Альянса оказались полностью неспособными к мирному строительству и очень быстро скатились в междуусобицу, на фоне которой и пришел к власти «первый» Талибан. Советская Россия, если взять ее в качестве примера, после гражданской войны оказалась перед таким же противоречием, вследствие чего внутри победителей разгорелась ожесточенная борьба, суть которой заключалась в выборе между продолжением революционной экспансии со вполне очевидным концом в виде истощения и разгрома всего советского проекта, либо в строительстве национального государства. Борьба, которая в советской историографии носила определение «партийной дискуссии», продолжалась почти десятилетие, в ходе нее сторонники мировой революции потерпели поражение. Кстати, поэтому троцкизм в СССР был буквально смертельным обвинением, так как выбор был экзистенциальным и не предполагал никакого компромисса. Репрессии 30 годов также носили объективный характер — иным способом очистить госаппарат от героев гражданской войны — сплошь палачей и убийц не получается (других в ходе гражданской войны она не выдвигает вперед и вверх, так как истреблять своих граждан — это серьезное испытание для нормальной психики). За прошедшие после победы Талибана годы никакой «партийной дискуссии» в его рядах не отмечено, руководящие посты продолжают занимать всё те же полевые командиры. Предельно жесткое отношение к системе образования указывает на то, что создавать и воспитывать управленческие и профессиональные кадры Талибан тоже не намерен. Поэтому рано или поздно, но вопрос о внешней экспансии перед Талибаном должен встать в полный рост, и Пакистан в этом смысле выглядит вполне логично, так как западная часть Пакистана, пограничная с Афганистаном - Зона племен — это фактически тот же самый Афганистан с тем же самым населением. Поэтому идея освободить братьев, стенающих под пятой отступников, просто обязана прийти в голову руководству Талибана и будет воспринята вполне позитивно всей его военизированной структурой. Угроза Талибана, в случае выбора им проекта развития в сторону военной экспансии, становится общей угрозой всех стран региона. И Пакистан здесь — только первый звонок. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

Самая спорная и в целом бессмысленная по содержанию из Нобелевских премий — это, конечно, премия мира. Вне зависимости от персоналий, которые становятся ее лауреатами, сама постановка вопроса и критерии ее присуждения вызывают вполне обоснованные сомнения. Человек с момента своего «очеловечивания» - то есть, став социальным разумным существом, попал в жесткое противоречие, связанное с тем, что социум был обязан подавлять биологические инстинкты своих членов и создавать системы правил поведения в нем. Десоциализация — то есть, изгнание из социума — является фактически смертью индивидуума, так как выжить в одиночку он не в состоянии. Поэтому психика каждого члена социума всегда находится в состоянии стресса, а значит, возникает фрейдовское расслоение психики на сознание, подсознание и цензуру. Реакция на стресс всегда одна — агрессия. Подавленная или проявленная, но всегда агрессия. Она становится неотъемлемой частью существования социума. Агрессия выливается в насилие, причем значительная часть насилия «рассеивается» внутри социума, превращаясь в бытовое, криминальное, государственное насилие, информационный террор — как упорядоченный, так и стихийный. Социум всегда генерирует инферно, как плату за свое существование. А раз есть инферно, то оно всегда структурируется в так называемую «Стрелу Аримана» (понятие о которой дал фантаст-футуролог Иван Ефремов) - то есть, в величину, «скалярно» всегда отличную от нуля и обладающую «векторной» направленностью. Парадокс заключается в том, что максимально хаотизированное и максимально структурированное общество одинаково создают огромное количество инферно, так как формируют устойчивый и несокращающийся объем стресса, который выливается в агрессию. Поэтому «нормальное» общество — это всегда баланс между структурированием социума и вихревыми тенденциями в нём. Как правило, такой баланс создается, когда структуры низшего порядка — семья, цех, партия — организованы и подчиняются строгим нормам и правилам как внутреннего, так и внешнего по отношению к ним характера, но общество в целом остается динамично подвижным, различным и изменчивым. Тоталитарные государства, не имея возможности управлять общественной динамикой, всегда идут по пути принудительного «охлаждения» общества, тотализации его упорядоченности, и всегда через насилие. Тем самым уровень стресса общества резко повышается и возникает проблема — куда «утилизировать» избыточную агрессию, создающуюся политикой тоталитаризма. «Стрелу Аримана» можно направить на разрушение, а можно — на созидание. Однако созидание требует высокого уровня управляющих технологий и соответствующих им компетенций управленцев, поэтому как правило, решение находится на пути разрушения. Война в любом из своих представлений становится клапаном, через который стравливается избыточная агрессия, но война сама является источником стресса, и чем более ожесточенные формы она принимает, тем выше уровень вновь создаваемого стресса и агрессии по сравнению с теми, которые она «утилизирует». В любом случае война — это практически естественное состояние любой социальной системы, так как такая система всегда неидеальна, и всегда формирует пространство для все новых объемов и видов агрессии. «Борьба за мир» в таком случае превращается в попытку решать не причины, а следствия. Реальная борьба за мир — это всегда действия, направленные на создание балансов уровня стресса в обществе либо проектная канализация проявленной агрессии на созидательные цели — освоение новых пространств, создание новых технологий, развитие существующих. Положа руку на сердце — кто из лауреатов Нобелевской премии мира вообще имел отношение к такой деятельности? Вопрос риторический, как и ответ на него. Соответственно, сама по себе премия мира в таком случае превращается в какой-то весьма фантомный объект, у которого нет сколь-либо реального содержания. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

Павел Дуров в свой день рождения опубликовал фактически манифест свободы слова. Под которым можно только подписаться, но проблема заключается в том, что объективные законы развития делают высказанные в нем нарративы утопическими. По меньшей мере сейчас. Человечество буквально «воткнулось» в предел сложности своего развития. Технологическое развитие цивилизации опередило практики и технологии управления этим развитием. Цивилизационная функция физических технологий определяется согласованием человека и окружающего его пространства. Гуманитарные технологии должны согласовывать (адаптировать) развитие физических технологий и человека, делая его психически совместимым с технологическим прогрессом. Сбалансированное развитие предполагает равномерность и соответствие физических и гуманитарных технологий. Однако это никогда не происходит, всегда существует нарушение равновесия. Разрешение противоречия между развитием этих двух составляющих деятельности человеческой цивилизации и приводит к её прогрессу. Соответственно, невозможность разрешения этого противоречия неизбежно ведет к деградации. В марксистском понятийном пространстве эти две составляющие носят название производительные силы и производственные отношения. Предел сложности наступает, когда возникает невосполнимый дефицит гуманитарных технологий управления, структура цивилизации становится избыточной настолько, что ее связность резко уменьшается, а совокупность всех физических технологий теряет системные свойства. Мы можем это наблюдать по стремительному разрушению глобального пространства и нарастанию тенденций к обособлению. Характерный признак любой катастрофы — при приближении к критической точке система суверенизуется, пытаясь оптимизировать себя по веществу, информации и ресурсам за счет утраты видового разнообразия. Дуров сам пишет о том, что страны, ранее бывшие на первых ролях в вопросах продвижения прав и свобод, сегодня стремительно фашизируются:

«...Германия преследует всех, кто осмеливается критиковать чиновников в Интернете. Великобритания сажает в тюрьму тысячи за их твиты. Франция ведет уголовные расследования против технологических лидеров, защищающих свободу и приватность...»

Это и есть характерный признак утраты видового разнообразия и превращение всех стран и социальных субъектов в одно нечто похожее. Ранее либеральные и демократические страны становятся неотличимыми от фашистских диктатур, да по сути, ускоренно превращаются в них. Цивилизация, пересекая пространство предела сложности (что означает недостаточность знаний при избыточности технологических действий), приходит к структурному разрушению и глобальному кризису. Он всегда принимает вид и характер утраты управления. Правящие страты во всех странах перестают понимать, чем именно они управляют, а потому единственное решение, которое возникает в этом случае — принудительная (либо стихийная в случае их бездействия) деградация: как социума в целом, так и системы управления им в частности. Деградация этих двух подсистем тоже неравномерна, поэтому в случае, если происходит рассогласование деградационных процессов, это противоречие разрешается размонтированием всей социальной системы, которая не смогла выдержать равномерную деградацию до восстановления приемлемого уровня управляемости. Если же деградация социума и управления им идут в каком-то балансе друг относительно друга, полной деструкции социального субъекта можно избежать. В любом случае пока вся человеческая цивилизация оказалась неспособной к управлению тем, что создано ею же в ходе технологического развития. По сути, это своеобразный психический спазм, достаточно взглянуть на утративших психическое здоровье и адекватность представителей властных структур в самых разных странах и эпидемии массового озверения среди огромных масс населения в них. Поэтому на данном этапе речь идет не о развитии и преумножении достигнутого, а о том, чтобы сохранить хотя бы часть его для новой итерации развития в будущем. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot

(2) Руководство «Вилайет Хорасан» - это выходцы из силовых структур Таджикистана, имеющие связи во всей властной иерархии Таджикистана, и они вряд ли станут просто инструментом в чьих-то руках. Они вполне могут сыграть в свою игру, и еще неизвестно, кто в ней будет диктовать правила. То, что «Вилайет Хорасан» может сам писать эти правила, показал теракт в подмосковном «Крокус Сити Холле», целью которого было принуждение России в лице ее населения и власти к созданию устойчивой и острой фобии в отношении мигрантов и созданию условий для их выдавливания из страны обратно на родину, где эти люди не имеют перспектив, работы и средств к существованию в силу непростой экономической ситуации. Именно эти люди могут стать горючим материалом, а уж для ИГИЛ создать пожар в нужном месте и в нужное время — вопрос почти технический. Процесс транзита власти — почти идеальное время для подобных операций, и «Вилайет Хорасан» тоже готовится к нему, но со своей стороны. Стоит учесть, что хотя гражданская война в Таджикистане начала-середины девяностых завершилась мирным процессом между сторонами, но впоследствии оппозиция была постепенно лишена практически всего, чего она добилась на основе соглашений, и социальная платформа для недовольства в Таджикистане в наличии. Ну, и, наконец, говоря о Таджикистане, всегда стоит держать в уме Горный Бадахшан, власть в котором номинально принадлежит Душанбе, но реально там правит вождь исмаилитов Ага-хан IV, входящий в глобальную мировую элиту и обладающий ресурсами, вполне сопоставимыми с ресурсами всего остального Таджикистана. Ага-хан не вмешивается в процессы, происходящие в Душанбе, но без негласных согласований с ним такие важные вещи, как вопрос власти, вряд ли будут происходить. Подводя итог — передача власти в Таджикистане не обещает быть спокойной. Туркменский вариант чисто аппаратной смены первого лица возможен, но вероятность того, что все пройдет гладко, не выглядит стопроцентной. По всем признакам, процесс транзита будет запущен уже достаточно скоро. Возможно, что в следующем году. Поэтому сегодняшний саммит может быть одной из последних фаз подготовки к нему и стать окончательным актом представления Рустама Эмомали в качестве официального преемника. В какой форме это представление пройдет, особого значения не имеет. Соответственно, Эмомали Рахмонов должен будет получить гарантии со стороны всех участников и, конечно, Кремля, в безусловной поддержке процесса. А эти гарантии должны быть предоставлены не только на словах и в заверениях, но и в практических вопросах - У Кремля сегодня самые лучшие отношения среди всех участников саммита с афганским Талибаном, и все ждут от него, что будет сделано все для того, чтобы Афганистан не стал для региона «черным лебедем». И не только Талибан - «Вилайет Хорасан» особенно тревожит таджикских партнеров, так что весь комплекс вопросов, связанных с Афганистаном, будет одним из ключевых на встрече. Но как известно, «гладко было на бумаге», поэтому стоит ожидать любых неожиданных событий, которые могут вмешаться в транзит. Как в его ходе, так и сразу после него. |Закрытый канал: https://t.me/no_open_expansion_bot