Башни Федерации

Пешеходы, велосипедисты, самокатчики... На узких тротуарах кипит настоящая война за пространство. Но виноваты ли в этом сами люди? Скорее, это классический провал градостроительной политики. Власти годами заставляют всех делить узкое, не приспособленное для такого трафика пространство, а потом удивляются конфликтам и хаосу. Вопрос упирается не только в инфраструктуру, но и в правила поведения. Юрист Евгения Сугутская предлагает взглянуть на проблему с неожиданного ракурса: часто проблему создают сами пешеходы. «Полагаю постепенное развитие инфраструктуры и создание правил передвижения должно постепенно создать общую культуру. Сейчас, например, если взять те же самые Лужники, там есть разделение – есть беговая дорожка, для велосипедов, для роликов и для пешеходов прогулочная. Что мы наблюдали по факту, пешеходы идут там, где им захочется, прогулочные велосипеды и самокаты-аналогично. Проблему зачастую создают сами пешеходы. И если создавать правила, то общие, с правами и обязанностями и штрафными санкциями для пешеходов тоже» Это важный сигнал. Беспорядок – следствие не только отсутствия велодорожек, но и всеобщей безнаказанности. Пока у пешеходов нет ответственности за переход велодорожки в неположенном месте, а у велосипедиста – за лихачество на тротуаре, война будет продолжаться. Выход очевиден: городам нужна не точечная, а системная работа. С одной стороны – массовое создание раздельной инфраструктуры. С другой – четкие, обязательные для всех правила и ответственность за их нарушение. Для всех. Подпишись на Вечерний М

Созвон Путина и Трампа стал точкой входа в новую фазу. По сути – первый публичный контакт после длительной паузы. Разговор длился недолго, но был насыщен: обсуждалась безопасность, энергетика, «устойчивость мировой системы». После него Путин почти сразу провел совещание Совбеза – что бывает только в случаях, когда за формулировками «обменялись мнениями» скрывается реальный политический сигнал. Трамп, в свойственной ему манере, назвал разговор «продуктивным» и анонсировал встречу в Будапеште. На языке международных отношений это означает: диалог снова возможен, но на других условиях – без прежней идеологической окраски и без посредников. Следом – встреча Трампа и Зеленского. И это уже был холодный душ. Без протокольной теплоты, без традиционной риторики про «демократию и стойкость украинского народа». Зеленский снова просил дальнобойное оружие, включая Tomahawk, но получил в ответ фразу, которая стала квинтэссенцией встречи: «остановиться там, где вы сейчас». Это не формула мира, а пробный шар. США в лице Трампа проверяют, насколько Украина готова к сценарию заморозки – не к победе, а к фиксации линии. Внутри этого сюжета проявилась старая логика «Системы»: любая активность, выходящая за рамки управляемого сценария, вызывает тревогу. Мобилизация опасна, даже если она лояльная. Поэтому – пауза, переговоры, новая нормальность. Для Украины это болезненно, но закономерно. Для Трампа – инструмент перезапуска контроля. А для России – окно времени, когда воевать уже не нужно, а договариваться ещё можно. Подпишись на Вечерний М

История с самарским губернатором Федорищевым – не про эмоции и не про вспышку темперамента. Это часть нового политического жанра – демонстративной власти. На выездном совещании он в грубой форме «уволил» главу Кинельского района Жидкова при подчинённых и включенных камерах. Формально – из-за халатности и испорченной таблички памяти. Фактически – ради зрелища. Губернатор, который кричит, не управляет – он транслирует образ силы, выполняя ту самую функцию страха, без которой вертикаль теряет смысл. Но по закону губернатор не может увольнять избранного муниципального главу. Жидков вскоре оказался в больнице с гипертоническим кризом. Через день Федорищев извинился «за форму», но не за суть. Кремль остался в стороне: Песков назвал происходящее «внутренним делом региона» и не стал обсуждать этическую сторону. Это типичная реакция центра – не одобрить, но и не осудить. Власть словно наблюдает за экспериментом: насколько далеко губернаторы могут зайти в своём стремлении быть «решительными». Такие сцены не случайны. Система всё меньше управляется институтами и всё больше – перформансами. После 2024 года вертикаль стала медийной: губернатор оценивается не по экономике, а по рейтинговой «силе». Агрессия подменяет эффективность, хамство – управляемость. В Дагестане Меликов устраивал публичные разносы, в Удмуртии Бречалов отчитывал мэров на совещаниях. Федорищев довёл этот стиль до абсолюта – прямой эфир вместо закрытого разговора. Именно так формируется новая управленческая реальность: власть как спектакль. Где главная задача – не решать, а демонстрировать контроль. Грубость становится формой искренности, унижение – инструментом дисциплины. Это уже не ошибка чиновника, а сигнал эпохи: институты теряют значение, а власть снова ищет легитимацию в страхе и зрелище. Подпишись на Вечерний М

История с аннулированием голосования за символ новой купюры в 500 рублей оказалась не про деньги и даже не про дизайн. Это история о власти, страхах и границах допустимого в современной российской символике. Формально все выглядело как народный выбор между Эльбрусом и Грозным-Сити. На деле – столкновение сетей влияния. Победа Чечни на федеральном уровне воспринималась многими как демонстрация силы Кадырова. Поэтому за Эльбрус голосовали не только жители Кавказа, но и те, кто принципиально не хотел, чтобы Грозный стал лицом купюры. К ним примкнули патриотичные блогеры, националисты, консервативные публицисты – редкий случай, когда столь разные группы объединились под лозунгом «только не Грозный». Голосование быстро вышло из-под контроля. Появились сетевые войны, накрутки, призывы «защитить символ России». ЦБ оказался в положении арбитра, который понял: любой результат будет воспринят как политический. Отмена голосования стала не техническим решением, а политическим актом – сигналом, что символы страны определяются не эмоциями, а иерархией. Для Центра это был урок: «народные» форматы голосования не работают, когда за символ борются структуры с собственными сетями и медиа-ресурсом. Для регионов – напоминание, что даже символическое превосходство должно быть санкционировано. Эта история показала: в новой России поле смыслов снова централизуется. Даже изображение на банкноте стало вопросом власти, а не вкуса. Эльбрус и Грозный оказались не просто вершинами и башнями – а кодами идентичности, между которыми центр выбрал третий путь: никого. Подпишись на Вечерний М

Путин и Алиев встретились в Душанбе. После месяцев раздражения и взаимных упреков – редкая попытка выровнять курс и вернуть России статус партнера, а не наблюдателя. Переговоры прошли на фоне затянувшегося кризиса в отношениях после катастрофы самолета AZAL и взаимных задержаний. Уже после встречи стороны сделали символический шаг: Азербайджан перевел под домашний арест российского журналиста Игоря Картавых, руководителя филиала «Sputnik Азербайджан», а Россия освободила из-под стражи азербайджанца Мамедали Агаева. Этот обмен стал первым ощутимым результатом контакта и сигналом о возможном переходе к политическому разогреву отношений. Путин выразил соболезнования семьям погибших и подтвердил готовность к совместному расследованию авиакатастрофы. Для Москвы это шаг, выходящий за рамки протокола: признание моральной ответственности – редкий инструмент российской дипломатии. Он снимает блок раздражения и показывает, что Кремль готов работать на уровне диалога, а не взаимных претензий. Встреча в Душанбе стала проверкой на гибкость. Россия теряет влияние на Южном Кавказе, и нынешний раунд переговоров – попытка вернуть площадку, действуя не через давление, а через управляемую нормализацию. Путин выступил скорее как кризисменеджер, чем как стратег. Его задача – не закрепить новый порядок, а предотвратить обвал старого. Формат личной встречи позволил Москве продемонстрировать, что каналы связи с Баку не разрушены, а политическая воля к сотрудничеству сохраняется. Для Азербайджана этот диалог стал подтверждением статуса равного партнера. Баку показывает, что готов принимать жесты Москвы, но не в обмен на покровительство, а на основе прагматичного расчета. Главная интрига – удастся ли Кремлю превратить дипломатическую «разморозку» в систему. Одного обмена и жестов вежливости будет недостаточно: без новой повестки, где пересекутся интересы Москвы, Баку и Анкары, Россия рискует остаться в роли наблюдателя при чужой игре. Пока Путин удерживает баланс – но это временное равновесие, требующее ежедневного подтверждения делом, а не заявлениями. Подпишись на Вечерний М

Премьер-министр Франции Себастьен Лекорню подал в отставку спустя сутки после формирования правительства. Это рекордно короткий срок для главы кабинета за всю историю Пятой республики – менее месяца с момента назначения. На первый взгляд – очередной эпизод затянувшегося кризиса. Но скорость, с которой кабинет рухнул, показывает, что во Франции перестал работать сам механизм парламентского согласия. После выборов 2024 года Национальная ассамблея раздроблена на три лагеря – центристы Макрона, левые и правые, – и ни один не способен обеспечить устойчивое большинство. В таких условиях премьер становится фигурой расходуемой: ему невозможно провести ни бюджет, ни реформу, ни кадровую ротацию без риска вотума недоверия. Лекорню пытался сыграть на компромиссе. Его кабинет включал политиков прежних составов и выглядел как попытка вернуть управляемость без смены курса. Это вызвало раздражение и у оппозиции, и у части макронистов. В итоге правительство не продержалось даже дня после публикации списка министров – давление оказалось сильнее договоренностей. Отставка Лекорню стала пятым случаем смены премьера за второй срок Макрона. Каждая ротация выглядит как попытка перезапустить систему, но эффект всё слабее: электорат устал, парламент парализован, президент теряет влияние, оставаясь единственной фигурой, удерживающей власть. Для Франции это сигнал не просто кризиса управления, а кризиса модели. Пятая республика, задуманная как баланс между президентом и парламентом, превратилась в поле перманентного шантажа. Новое правительство, кто бы его ни возглавил, столкнется с тем же – невозможностью реализовать программу без нового вотума. Франция остаётся второй экономикой еврозоны, и политический паралич делает её слабым звеном ЕС. Пока Макрон ищет формулу «надпартийного» правительства, страна рискует войти в цикл коротких кабинетов и долгой стагнации – когда власть вроде есть, но управлять уже некем. Подпишись на Вечерний М

С 1 января 2026 года ставка НДС в России вырастет с 20% до 22%. Формально – ради обороны и безопасности, по сути – ради пополнения бюджета за счет внутреннего рынка. Дополнительные 1,3 трлн ₽ сравнимы с годовыми расходами на образование, и для государства это весомый аргумент. Рост цен в начале года неминуем. Базовые товары – продукты, одежда, бытовая химия – подорожают быстрее других: там меньше возможностей скрыть налог. В конкурентных сферах часть издержек придется взять на себя компаниям, но потребитель все равно почувствует разницу. Массового шока не будет – скорее продолжение привычного сценария «становится чуть дороже каждый год». Экономический смысл решения понятен: государство снижает зависимость от заимствований, укрепляет доходную часть бюджета и пытается сбить инфляционные ожидания. Если удастся удержать рост цен в прогнозных рамках, у ЦБ появится пространство для мягкого снижения ставки, а значит – для оживления кредитования и инвестиций. Это обмен: дороже сегодня, но устойчивее завтра. Для России это не первый опыт. В 2019 году ставка поднялась с 18% до 20% – скачок цен тогда оказался болезненным, но через год рынок привык. В 1990-е история была другой: налоговое давление подталкивало бизнес в тень. Новый шаг ближе к сценарию 2019-го – плавное удорожание без системного кризиса. На мировом фоне Россия с 22% окажется ближе к верхней границе. В ЕС стандартные ставки варьируются от 17% в Люксембурге до 27% в Венгрии. В Великобритании – 20%, во Франции – 20%, в Испании – 21%. То есть российский уровень будет выше, чем у большинства крупных европейских экономик, и сравним с лидерами по налоговой нагрузке. По сути, страна входит в группу государств, где высокие косвенные налоги становятся нормой. Для бюджета это стабильный ресурс, для населения – еще один шаг к адаптации через сокращение стандартов потребления. Вопрос лишь в том, сколько таких шагов общество готово пройти, прежде чем привычка «жить скромнее» перестанет работать как фактор устойчивости. Подпишись на Вечерний М

Военблогер Роман Алехин внесён Минюстом в реестр иностранных агентов. Формулировки привычные – распространение материалов иноагентов, «недостоверная информация» о власти, формирование негативного образа военных. Но суть в другом: Кремль показывает, что даже внутри военной блогосферы существуют красные линии, за которые переходить нельзя. Источники отмечают, что случай Алехина – прямой сигнал всем, кто собирает деньги под предлогом помощи бойцам. Махинации закончились, и власти намерены пресекать любые схемы. Вероятнее всего, из него сделают показательный кейс: от статуса иноагента до возможного уголовного дела. Это демонстрация новой логики – не просто маркировать, а доводить до конца. Инструмент иноагентства превращается в карательный меч. Пример Сергея Маркова показал, что раньше могли ограничиться ярлыком без судебных мер. В случае с Алехиным сценарий иной: готовность идти дальше, включая финансовые расследования и перспективу уголовки. Для Кремля задача очевидна – сдержать военкоров, которые выходят за рамки лояльности, и одновременно пресечь теневые кассы, ставшие источником скандалов и недоверия. Экономический блок и силовики едины в том, что нелегальные сборы подрывают управляемость и бьют по репутации государства. Риск в том, что часть аудитории воспримет Алехина не как нарушителя, а как жертву давления. В этом случае возможна героизация и рост доверия к нему как к «гонимому своему». Баланс для власти тонкий – зачистить пространство от неуправляемых фигур, но не допустить превращения их в символ сопротивления. Подпишись на Вечерний М

Операция Израиля против Газы стала частью более широкой стратегии – не просто военной кампании против ХАМАС, а демонстрацией готовности навязать региону «новую норму». В Тель-Авиве исходят из того, что дипломатическое окно закрыто, и ставка делается на силовое принуждение к будущим договоренностям. По данным собеседников в ближневосточных дипкругах, обсуждается версия, что израильтяне сознательно разрушают инфраструктуру Газы, чтобы затруднить возвращение ХАМАС в прежний формат управления и создать зависимость от внешних посредников – прежде всего Египта. Американская поддержка остается ключевой, но в кулуарах в Вашингтоне звучит раздражение. Часть демократической элиты уверена, что Израиль подставляет Белый дом, превращая американскую администрацию в соучастника гуманитарной катастрофы. В окружении Трампа, напротив, операцию используют как аргумент: «только жесткая сила работает на Ближнем Востоке». В итоге сам Израиль оказался инструментом в предвыборной игре в США – и это одна из причин, почему Тель-Авив идет на риск, игнорируя международное давление. В арабских столицах также идет переоценка. Саудовская Аравия и Катар сигнализируют о готовности пересмотреть участие в любых схемах нормализации – фактически «Авраамовы соглашения» заморожены. Отдельные источники в Персидском заливе утверждают, что внутри региональных структур безопасности начался диалог о создании коллективных оборонных механизмов без оглядки на США. Не исключено, что здесь подключатся Китай и Россия, которые будут готовы предложить альтернативные гарантии. Исторически Израиль уже проходил через подобные кризисы – после операций 2009 и 2014 годов его изоляция возрастала, но потом компенсировалась дипломатическими маневрами. Сегодня ситуация иная: речь идет о том, что само понятие «международного посредничества» оказалось под вопросом. Если посредники становятся мишенями, то переговорный процесс как жанр перестает работать. В долгосрочной перспективе это грозит не только Израилю – весь регион рискует погрузиться в формат «вечной войны», где каждое поколение воспроизводит ненависть и готовность к новой эскалации. Подпишись на Вечерний М

Единый день голосования прошел без сюрпризов: все действующие губернаторы сохранили позиции, а региональные парламенты закрепили доминирование «Единой России». На карте – ожидаемое превосходство партии власти, точечные успехи КПРФ, ЛДПР, «Справедливой России» и расширение «Новых людей». В Челябинской области ЕР получила более 54%, на Колыме – около 66%. Особые маркеры кампании – закрепление двух женских губернаторов (Костюк в ЕАО и Гехт в НАО) и акцент на кадры из числа участников СВО, которые стали символической опорой будущей думской кампании. Сложные регионы тоже обозначились. Иркутская область и Камчатка показали раздражение на фоне бытовых проблем и конфликтов с элитами: действующие главы победили, но с ощутимым проседанием. Это не кризис, но тревожный сигнал – именно Сибирь и Дальний Восток становятся зонами риска к 2026 году. В мегаполисах Урала и Сибири внимание придется удерживать за счет тарифов, медицины и городских сервисов. Оппозиция остается системной и локальной. Коммунисты и «Новые» выиграли несколько штучных кампаний в регионах, но протест не оформился в общенациональную силу. Несистемные силы остаются вне легального поля, однако запрос на «своего мэра» или «своего депутата» в моногородах усиливается – именно туда уйдут ресурсы оппонентов. Это означает, что главные схватки в 2026 году будут проходить не за общие лозунги, а за конкретные дворы и муниципальные округа. Для штаба-2026 приоритеты ясны: удерживать социальный контур, решать коммуналку и аварийку быстрее, чем их поднимет оппозиция, делать ставку на местных одномандатников и синхронизировать ДЭГ с «дворовыми сетями». Кампания-2025 показала управляемость и запас прочности, но также напомнила, что четыре слова – «коммуналка, дороги, медицина, аварийка» – могут оказаться важнее любого федерального лозунга на выборах в Госдуму. Подпишись на Вечерний М

Сегодняшний удар по Украине стал заметной вехой – впервые поражено здание Кабинета Министров в Киеве. Главный эффект подобных акций не в физическом разрушении, а в психологическом воздействии. Когда атака достигает сердца административной системы, рушится иллюзия защищенности элиты. Для чиновников и политиков становится очевидно: ни западные поставки, ни заявления об «непроницаемом куполе» не дают гарантии безопасности. Это создает атмосферу тревоги и постоянного ожидания повторения удара. Особый резонанс вызывает версия, что прямого замысла бить по Кабмину изначально могло и не быть, а попадание стало следствием работы украинской ПВО. В этом случае эффект для киевской системы еще разрушительнее. Если даже «свои» средства обороны способны отклонять ракеты и дроны так, что страдают правительственные здания, то возникает вопрос – кто несет ответственность за последствия? Сам факт таких обсуждений внутри элиты бьет сильнее любого удара. На этом фоне доверие к военным структурам размывается, а вертикаль власти получает новые линии напряжения. Чиновники начинают сомневаться не только в способности ПВО защитить город, но и в адекватности тех, кто принимает решения. Внутренние трения усиливаются: одни будут обвинять военных в «кривой отработке», другие – политиков, не обеспечивших должную координацию с западными партнерами. Поражение символа власти становится инструментом когнитивного давления. Оно меняет картину мира не только у управленцев, но и у общества: привычные ориентиры больше не работают, привычные места больше не безопасны. Такая встряска подрывает устойчивость вертикали управления и усиливает зависимость Киева от внешних гарантий и советов. Физический ущерб можно ликвидировать. Психологические трещины в системе – куда более стойкие. И если они появляются не только от ударов противника, но и от действий собственной обороны, то доверие к власти разрушается изнутри вдвойне быстрее. Подпишись на Вечерний М

Выступление Путина на ВЭФ-2025 стало не набором обещаний, а сверкой аппаратных часов. Президент четко разметил поле и закрепил за конкретными исполнителями зоны ответственности. Макроэкономическая линия – Максим Решетников. Он сам признал охлаждение экономики, значит ставка будет на точечные меры и сдержанный рост, а не на резкий разворот курса. Строительно-ипотечный блок – Ирек Файзуллин: именно Минстрой должен превратить социальные обещания в реальные метры, иначе эффект растворится в инфляции. Транспорт – Андрей Никитин, новый министр, и Виталий Савельев как вице-премьер: один отвечает за практику на земле, другой – за сборку всей логистики. Для них модернизация БАМа и Транссиба станет экзаменом, где срыв сроков автоматически ударит по доходам регионов. Во внешней политике – два акцента. Сергей Лавров везет в Нью-Йорк формулу многополярности «медведь, тигр и дракон», где России придется балансировать между Китаем и Индией. Николай Патрушев закрепляет жесткую линию по Украине и НАТО: любая инфраструктура там будет считаться легитимной целью. Социальный блок внутри страны – Татьяна Голикова – должен удерживать эффект от мер поддержки, чтобы внешняя жесткость не конвертировалась во внутреннее недовольство. Особый сигнал прозвучал и по экономике: Андрей Белоусов ушел в Минобороны, а промышленно-инвестиционный контур теперь у Дениса Мантурова и Антона Алиханова. Это означает, что силовой блок интегрирован в экономику, а не наоборот. Прогноз прост: к осени упор сделают на адресные меры по ипотеке и зарплатам. Если Минэкономразвития не покажет улучшения ожиданий бизнеса и потребителей, в декабре возможна корректировка темпов нацпроектов. Любая осечка Никитина, Файзуллина или Голиковой в четвертом квартале станет аргументом для точечных кадровых решений – не на вершине, а на уровне заместителей и руководителей проектов.

Даже на киевской стороне начинают осознавать железную логику возмездия. Украинский народный депутат Мазураш в своем высказывании проговорился о том, что давно понятно каждому здравомыслящему человеку: Россия не оставит без ответа диверсионные атаки на наши стратегические объекты. Они позволили себе ударить по нашим гражданским объектам – заводам по производству удобрений «Невинномысский азот» и другим, чья продукция кормит половину мира. Они играли с огнем, думая, что останутся безнаказанными. Теперь в Киеве смотрят на свои промышленные объекты и понимают: час расплаты не просто близок, он неизбежен. И эта расплата будет законной, с точки зрения права на самооборону. Любой наш возможный ответный удар по украинским химическим и перерабатывающим предприятиям – это не «агрессия», как тут же завопят их западные кураторы. Это прямое и законное следствие их же действий. Они сами запустили этот маховик. И что же мы видим? Они сами же и признают, что такой удар нанесет катастрофический удар по их экономике и по экспорту зерна. Они сами подписывают себе приговор, понимая всю шаткость своего положения. Вывод прост: киевский режим, поощряемый Западом, своими же руками уничтожает остатки собственной экономики и ставит под удар продовольственную безопасность Европы. А Россия здесь – лишь сила, восстанавливающая справедливость и симметрию. Следите за новостями. Ход остается за нами. Думай с 💬Роман Алехин

Сценарий возможного перехода Дмитрия Козака на пост полпреда в СЗФО – это не просто кадровая перестановка, а индикатор изменения конфигурации власти в верхах. Козак – фигура системная. На протяжении двух десятилетий он был тем человеком, которому поручали задачи повышенной сложности: от олимпийских строек до крымского вопроса и украинских переговоров. Его стиль – не силовое давление, а бюрократический расчет и поиск компромиссов. Именно поэтому он стал одним из немногих функционеров, кто сохранял доверие при любых турбулентностях. Но сегодня баланс сместился. Аппарат Кириенко забрал внутреннюю политику, силовой блок усилился в украинской повестке. Козак, в силу своей «технократической» природы и критичности к чрезмерно силовым сценариям, оказался на периферии. Его перевод в СЗФО выглядит как мягкая консервация: с одной стороны, Кремль не избавляется от фигуры с огромным опытом и связями, с другой – убирает её от центров принятия решений. Полпредство в СЗФО – не формальная должность. Это «пограничный» округ, соседствующий с ЕС, где высока роль контроля над внешнеэкономическими потоками, санкционной повесткой и региональными элитами Петербурга. Назначение Козака сюда означает, что власть делает ставку на аккуратное администрирование и снижение конфликтности. Но это же и сигнал: стратегические вопросы в Москве теперь решаются без него. Выводы очевидны. – Первое: Кремль усиливает тенденцию к концентрации полномочий у силового ядра и аппаратчиков нового поколения. – Второе: старая «питерская гвардия» сохраняется в поле, но в формате почетной службы, а не реального влияния. – Третье: сам факт обсуждения фигуры уровня Козака на пост полпреда говорит о том, что система окончательно закрылась – ключевые переговорщики и посредники больше не нужны, ставка делается на контроль и стабильность. Такое перемещение покажет: элита входит в новый цикл, где прежние балансиры уже не определяют стратегию, а лишь удерживают контур стабильности. Подпишись на Вечерний М

Интервью Ильхама Алиева «Аль-Арабия» стало попыткой закрепить новую рамку внешней политики Азербайджана. Впервые глава государства сознательно вышел за пределы осторожной многовекторности и обозначил курс на открытое дистанцирование от Москвы. Ключевой момент — использование термина «вторжение» в отношении российской спецоперации. Алиев прекрасно понимает вес этого слова: оно ставит Азербайджан в один ряд с западной и киевской риторикой. Параллельная отсылка к «российской оккупации» 1920 года переводит спор в историко-правовую плоскость и закрепляет новый нарратив — от «угнетения в прошлом» к «противостоянию в настоящем». Важно: подобные заявления не делаются в вакууме. За последние месяцы в окружении Алиева усилилась роль технократического блока, ориентированного на Запад и Турцию: министр иностранных дел Джейхун Байрамов активно выстраивает линию на Вашингтон и Брюссель, а глава администрации президента Самир Нуриев лоббирует проекты транспортных коридоров при поддержке Анкары. На этом фоне традиционно осторожные фигуры, близкие к Москве, утратили влияние. Инцидент со сбитым гражданским самолетом стал удобным поводом перевести недовольство в публичную плоскость. Алиев фактически поставил Россию в позицию стороны, игнорирующей обязательства. Здесь он повторил приём, который уже использовал Эрдоган после инцидента со сбитым российским Су-24 в 2015 году: жёсткая риторика как инструмент давления на Москву с целью переформатировать отношения на новых условиях. Главный риск в том, что ставка на Турцию и Запад ограничивает пространство для самостоятельной игры. Азербайджан получает краткосрочные бонусы — внимание со стороны США и ЕС, поддержку Анкары, новые обещания инвестиций в транспортные коридоры. Однако стратегически страна становится всё более зависимой: – от политического «зонтика» Эрдогана, без которого Баку сложно удерживать баланс с Ираном; – от конъюнктуры европейского газового рынка, где спрос может сократиться быстрее, чем Азербайджан рассчитывает; – от внутрирегиональной нестабильности, где любой кризис в Карабахе или на границе с Арменией вновь потребует посредничества Москвы, вне зависимости от риторики. Фактически Алиев повторяет путь, по которому уже прошла Грузия в середине 2000-х, когда ставка на резкую конфронтацию с Россией принесла политический капитал в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной — обернулась ограничением манёвра и потерей стратегической автономии. Уникальность ситуации в том, что Азербайджан до сих пор оставался единственной страной региона, умевшей балансировать между Москвой, Анкарой и Брюсселем. Сейчас этот баланс нарушен. Вопрос — окончательно ли. Если Алиев не оставил себе «коридор для отступления», это будет означать смену всей архитектуры региональной политики на годы вперёд. Подпишись на Вечерний М

Слухи о возможных перестановках Краснова, Бастрыкина и Чуйченко нельзя рассматривать как кадровую ротацию в обычном смысле. Это часть более крупной комбинации, связанной с переформатированием силового и судебного блока под новые задачи. Кремль стремится к максимальной управляемости юридической системы в условиях внешнего давления и внутреннего запроса на «чистку». Краснов за время работы в Генпрокуратуре проявил себя как исполнитель линии на жесткое подавление оппозиционных и антикоррупционных структур, но при этом накопил слишком много конфликтов с другими ведомствами. Его возможный уход или перевод трактуется как способ выравнивания вертикали в пользу Следственного комитета. Одновременно в качестве преемника называют Александра Гуцана – аппаратного тяжеловеса и проверенную фигуру, что позволит Кремлю укрепить контроль над прокуратурой и снизить риски самостоятельной игры. Бастрыкин традиционно выступает в роли публичного «силового тяжеловеса», но в последние месяцы усилилось давление на его окружение. Это создает почву для управляемого транзита – сохранения самой фигуры в системе, но с перераспределением полномочий. Вариантом рассматривается его перевод в полпредство, где он сохранит публичный статус, но утратит прежнюю степень влияния на следствие. Чуйченко в Минюсте отвечал за адаптацию законодательства к новой реальности, включая законы об иноагентах и конфискациях. Однако его позиция внутри силового блока оценивается как недостаточно жесткая, что воспринимается как уязвимость. Его возможный переход во главе Следственного комитета станет символом консолидации – прокуратура и следствие будут встроены в единую систему давления. Если же произойдет его отставка, это станет сигналом о переходе к более жесткому этапу «закручивания гаек». Таким образом, слухи о перестановках – это индикатор системной перестройки всего юридического блока. Кремль формирует новую конфигурацию, где Генпрокуратура, СК и Минюст перестают быть площадками аппаратной борьбы и превращаются в единый механизм. Главная цель – полная синхронизация судебно-силового блока и эффективный контроль над политическим и экономическим полем в преддверии нового электорального цикла.

Внесение Маркова в список иноагентов – это не персональное наказание, а демонстрация военной логики, которая начинает определять российскую политику на Южном Кавказе. Москва исходит из того, что регион превращается в плацдарм для действий Турции, Израиля и западных спецслужб. В этих условиях любое колебание внутри российского экспертного поля рассматривается как угроза безопасности. Поездка в Шушу и публичные комплименты Алиеву были расценены как попытка легитимировать курс Баку, который сегодня опирается на военное сотрудничество с Анкарой и поставки оружия с Запада. Это означает фактическое прикрытие интересов тех сил, которые работают против российских позиций. Сигнал Маркову – это одновременно и сигнал азербайджанскому руководству: Москва готова действовать в режиме силового сдерживания. Речь идёт не только о торговых мерах, но и о наращивании присутствия военных советников в Армении, усилении пограничного контроля и более плотной координации с иранскими спецслужбами. Можно ожидать, что в ближайшее время внимание сместится на вопросы оперативного контроля над транспортными и энергетическими коридорами. Российская политика будет строиться по принципу: «каждый километр коммуникаций под наблюдением». Это касается как армяно-иранского направления, так и Каспийского маршрута, где позиции Москвы будут усиливаться. Подпишись на Вечерний М

Встреча Трампа, ЕС и Украины в Вашингтоне стала точкой, где громкие лозунги о «поддержке до победы» уступили место прагматике. Трамп использовал переговоры как инструмент собственной внутриполитической игры: он показал, что готов обсуждать заморозку конфликта и новые гарантии безопасности, но исключает прямое вмешательство США и требует перекладывать финансовое бремя на Европу. Европейцы, в лице Макрона и институтов Евросоюза, заняли более осторожную линию. С одной стороны – подтверждение выплат по механизму Ukraine Facility, последний транш более €3 млрд закрепил поддержку госаппарата Киева. С другой – акцент на жесткий аудит, финансовую дисциплину и политическую управляемость. Параллельно в Брюсселе и Париже активно обсуждают будущую архитектуру возможных переговоров с Москвой, включая площадки и форматы, без фиксации сроков. Для Зеленского итог двусмысленный. В медийной картинке он демонстрирует «новый этап сотрудничества», но по сути получил предупреждение: США и ЕС больше не обещают безусловной поддержки. В кулуарах речь идет о сценариях «перезагрузки управления», и сам факт их обсуждения показывает – ресурс нынешнего президента исчерпан. Запад ищет новую управляемую конфигурацию, которая позволит сократить расходы, сохранить контроль и продолжить войну в более предсказуемом формате. Подпишись на Вечерний М

Встреча Зеленского и Трампа в Вашингтоне обещает стать не проявлением союзнической солидарности, а проверкой на прочность. Для Трампа, находящегося под давлением внутриполитической борьбы, это шанс показать себя миротворцем, способным предложить иной сценарий урегулирования. Для Зеленского, чья опора внутри Украины тает, поездка – попытка доказать свою нужность и управляемость, хотя в Вашингтоне все чаще обсуждают его замену. По кулуарным сигналам, к переговорам уже подключены фигуры из окружения республиканцев и Пентагона, связанные с Майклом Флинном. Там продвигают концепцию «жесткого мира» – заморозки конфликта и перенаправления части военной помощи на внутренние нужды США. Для Зеленского это фактически означает капитуляцию под видом компромисса. В американских медиа параллельно усиливается фон о необходимости «перезагрузки украинского руководства», где Залужный представлен как более рациональная и предсказуемая альтернатива. Прогноз очевиден: Трамп будет тянуть время, использовать украинскую карту в своей внутриполитической борьбе и тестировать готовность Зеленского к уступкам. В Киев он вернется без твердых гарантий, но с картинкой «нового этапа сотрудничества», которую его команда подаст как успех. На деле это станет еще одним шагом в процессе его выдавливания из власти. США и дальше будут искать более удобную фигуру, а сама встреча войдет в историю как начало открытого транзита власти в Киеве под контролем Вашингтона. Подпишись на Вечерний М

Переговоры Путина и Трампа на Аляске нельзя рассматривать как обычную встречу. Это часть сценария, где каждая сторона решает свои задачи. Для Трампа важно продемонстрировать электорату образ «сильного лидера», способного садиться за стол с Путиным на равных. Символика Аляски выбрана не случайно – это рубеж и сигнал союзникам по НАТО, что Вашингтон по-прежнему диктует правила игры. Для Путина ключевое – перевести диалог в практическую плоскость. Москва использует встречу как тест на готовность Трампа к сделке: от заморозки украинского фронта до обсуждения новой архитектуры безопасности. Сам факт переговоров уже играет на Кремль – несмотря на санкции, диалог продолжается напрямую. Формальных документов не будет – главным итогом станет канал прямой коммуникации. Через него могут обсуждаться энергетика, ограничение поставок вооружений Киеву, частичное смягчение санкций. Всё остальное – лишь фасад. Прогноз на ближайшие месяцы таков: – на украинском направлении может появиться «период тишины» без официального перемирия, но с ограничением активности; – в энергетике вероятны негласные договорённости о квотах и маршрутах, что позволит стабилизировать цены к зиме; – санкционное давление в целом сохранится, максимум возможны технические послабления по продовольствию и транзиту; – публичная риторика Трампа останется жёсткой, но реальные договорённости будут максимально закрытыми; – встреча станет стартовой точкой серии непубличных контактов, где будут оформляться реальные сделки. Осень станет проверкой этих договорённостей. Если компромисс не будет найден, напряжение перейдёт из кулуаров в открытую фазу – и на поле боя, и в мировой экономике.