Уроки истории с Тамарой Эйдельман

БЕСКОНЕЧНАЯ КРАСОТА. ЗОЛОТОЙ ПАВИЛЬОН Мы говорили с участниками нашей «культурной экспедиции» о том, что каждый день в Японии приносит нам какой-то сильный эмоциональный удар. Ни один день пока не оставил нас равнодушными. А вчера таких ударов было несколько, и практически каждый сбивал с ног. Утро началось с поездки в «Золотой павильон». Когда-то, в XIII веке, здесь был построен монастырь, а рядом находилась загородная усадьба одного из родов могучего клана Фудзивара. В XIV веке главу рода обвинили в подготовке покушения на императора, естественно, казнили, владения конфисковали, и всё здесь пришло в упадок. А на рубеже XIV-XV веков эти места получил во владение тогдашний сёгун Асикага Ёсимицу. Он как раз якобы отошел от дел, передал управление страной сыну, но на самом деле внимательно следил за происходившим и держал бразды правления в своих руках. Ему нужна была резиденция. Асикага Ёсимицу приказал построить себе в здешних местах, окруженных прекрасными горами, загородный дом, а рядом с ним — буддийский храм «Золотой павильон» — Кинкакудзи. Храм состоит из трёх этажей. Первый — Зал очищения или Зал воды дракона. Не забудем, что дракон на Дальнем Востоке — это не европейский злобный, пышущий пламенем дракон, а благодетельное существо, чья стихия — вода. Второй этаж — Пещера милосердия или Пещера звуков прибоя. Третий — Вершина пустоты. Перед нами ведь — памятник дзэн-буддизма, внимательно всматривающегося в пустоту. После смерти первого хозяина его сын, в соответствии с завещанием, создал здесь буддийский монастырь — Рокуондзи, Храм оленьего сада. Рядом с Золотым павильоном появились постройки с не менее поэтическими названиями — Зал сиреневых облаков, Павильон небесного зеркала и так далее. Но Золотой павильон, покрытый сусальным золотом и лаком, возвышающийся на фоне гор, посреди сада, отражающийся в прекрасном озере, — всегда оставался центром монастыря и поражал своей красотой. В 1950 году молодой послушник поджёг Золотой павильон и попытался покончить с собой. Его спасли — чтобы посадить в тюрьму, где он и умер от туберкулеза, а вот храм сгорел. Но это же Япония, здесь регулярно разбирают старинные храмы, а потом возводят их заново. Кинкакудзи восстанавливали много лет — и теперь он снова сияет, а его крыша увенчана фениксом, символом возрождения из пламени. Слава Кинкаку-дзи возросла еще больше, когда в 1956 году вышел страшный, злой и гениальный роман Юкио Мисимы «Золотой храм», написанный от лица послушника Мидзогути, сжигающего храм. Эта книга, по словам ее переводчика, Григория Чхартишвили, — «попытка обосновать возможность жизни без Прекрасного, попытка спастись, уничтожив, удалив из мира Красоту». Но подходя к Кинкаку-дзи, понимаешь, что удалить из мира Красоту невозможно, даже в самые темные времена. Мы подъехали к Золотому павильону и пошли к нему по извилистой дороге, среди кленов с красными листьями. Дорога проложена так, что храм сначала остаётся скрытым от взгляда. Я шла, смотрела на туристов. Их было ещё не так много в утренний час, но все равно достаточно для того, чтобы начать раздражаться. А потом дорога повернула — и перед нами оказался храм на берегу озера. И уже ничего больше не имело значения — кто рядом с тобой идет, кто где и как фотографируется. Был только сияющий на солнце храм, его отражение в озере и листья клёнов. И это была такая берущая за душу красота, что казалось, ничего сильнее в этот день мы уже не испытаем. А мы испытали ещё много всего.

С новой лекцией — в США! Денвер, Пало-Альто, Лос-Анджелес, Сиэтл, Вашингтон, Чикаго, Бостон — с нетерпением жду встречи с вами в марте! Помните ликование, охватившее мир, когда рухнула Берлинская стена? Сколько счастья, сколько радости, сколько надежд! Железный занавес рушится, холодная война закончена, мы будем теперь жить в новом, свободном мире… Прошло три с лишним десятилетия — где они, наши мечты и надежды? Диктаторов в мире все больше, свободы все меньше. Кровавые войны, неожиданные и пугающие результаты выборов в самых, казалось бы, свободных и мирных странах, коррупция, разъедающая и диктатуры, и демократии. Куда мы катимся? Как этому противостоять? У меня нет одного точного ответа на эти вопросы. Есть примеры из истории и есть новые и новые вопросы. Вот их-то я и хотела бы обсудить со своими зрителями. Приходите! Купить билеты можно по ссылке.

ВАКАНСИЯ: КОПИРАЙТЕР ещё раз 🙂 Вы создаёте тексты и любите классные истории? Наш отдел SMM ищет копирайтеров для развития блогов на историческую и научно-популярную тематику. Все подробности и анкета — по ссылке.

По вашим запросам — вот ещё немного фотографий из Японии! Кстати, а вы подписаны на мой инстаграм про путешествия? Там в сторис тоже много фото. Подписывайтесь!

ТЕАТР И ПУСТОЙ ГОРОД История 47 ронинов не слишком нравилась властям — ведь эти люди нарушили закон, — но они моментально превратились в народных кумиров, и могилы их до сих пор окружены почитанием. Пьеса, которую мы видели, исходит из того, что все зрители знают историю полностью, и автору, как когда-то Гомеру, достаточно было описать часть истории. На сцене — замок, где живет представитель сёгуна. Сюда приходят ронины — и он их подробно расспрашивает о том, что они сделали. По ходу дела выясняется, что ронины всеми силами старались соблюдать закон. Например, они не зажигали факелов — это было запрещено по соображениям пожарной безопасности. Чтобы видеть друг друга в темноте они повязали на рукава белые ленты. Еще, как Оиси Кураносукэ сообщил начальству, они оповестили соседей Киры о том, что происходит, и вообще тщательно старались соблюдать все правила — но не убить обидчика просто не могли. В финале ронины торжественно уходят через зал, чтобы ждать приговора. Мы все знаем, каким он будет. Оиси Тикара клянется отцу, что не испугается смерти, а другие ронины обещают поддержать мальчика в последние минуты его жизни. Правда, в замечательном рассказе Акутагавы Рюноскэ «Оиси Кураноскэ в один из своих дней», Оиси, ожидая приговора, с удовлетворением и облегчением думает о том, что он выполнил свой долг, но... «...в то же время в его памяти, словно сами собой, пробудились воспоминания о былом разгуле. Это были какие-то до странности яркие, красочные воспоминания. В них он снова видел свет большой свечи, ощущал запах ароматического масла, слышал звуки сямисэна... Вспомнил, как он без всяких колебаний повёл эту разгульную жизнь — ту самую, которая сейчас всплыла у него в памяти. Как он среди этого разгула моментами наслаждался свободой и привольем, совершенно забывая о деле мести. Он был слишком честен, чтобы отрицать тот факт, что обманывал и самого себя. Конечно, ему, понимающему человеческую природу, и во сне не могло присниться, что этот факт аморален. Оттого-то ему и было неприятно, что им восхищаются, считая его разгул лишь средством выполнения долга верности. Это было ему неприятно, и вместе с тем он чувствовал себя виноватым...». В пьесе, конечно, у Оиси сомнений нет. На сцене мало что происходит: актёры сидят, ползают на коленях, кланяются. Но это удивительное зрелище: из фигур, костюмов и скупых движений складывается настоящая живопись. Поразительно звучит японский язык — совсем не так, как на улице. Нам всем выдали наушники, где звучал английский перевод, а японские зрители явно были знакомы не только с сюжетом, но и с актерами, многих из которых встречали аплодисментами. Впрочем, не исключаю, что они аплодировали героям — зал захлопал, когда на сцену вышли все ронины. После спектакля мы пошли гулять по знаменитому району гейш — Гиону. И даже видели одну гейшу, просто шедшую по улице. Вокруг были чудесные старинные домики, канал, деревья, храмы. Но было страшновато. Я бывала во многих туристических местах, но всё-таки такой концентрации туристов не видела давно, и все эти радостные толпы, марширующие за экскурсоводами, несущими флаги, абсолютно лишили меня возможности наслаждаться тем, что я видела. Но потом мы пошли ужинать. В девять вечера, когда мы вышли из ресторана, все толпы куда-то исчезли. Перед нами лежал пустой, загадочный город, освещённый фонариками. Мы шли по узким улочкам и Киото вдруг стал совершенно другим — таинственным и поразительным. Решили теперь гулять как можно больше или рано утром или поздно ночью...

47 РОНИНОВ Эту историю вы наверняка слышали, но все-таки напомню основные события. Между двумя (вполне реальными) самураями, жившими в начале XVIII века, возник конфликт. Один из них — Асано Наганори — пришёл в такую ярость из-за оскорблений, нанесенных ему Кирой Кодзуки-но-Сукэ, что попытался убить его. Всё бы ничего, тем более что Асано и Киру тут же растащили. Но проблема заключалась в том, что Асано посмел обнажить меч в замке сёгуна — такие вещи не прощались. Бедняге Асано было приказано совершить сэппуку, все его владения были конфискованы. Никто с этим не спорил: тоже мне вздумал — меч из ножен вытаскивать. Однако, самураи, служившие Асано, и ставшие после его гибели ронинами — воинами без господина — обратились к сёгуну с нижайшей просьбой. Они не пытались заступаться за своего господина, об этом даже речи не было. Но почему же Кире тоже не приказали совершить сэппуку? Их просьба осталась без ответа, но Кира прекрасно понимал, что слуги Асано не оставят его в покое. Он ушёл со службы и поселился в своем доме, откуда почти никогда не выходил. Впрочем, в течение двух лет казалось, что Кире ничто не угрожает. Ронины Асано ничего не делали, разошлись кто куда, а их предводитель — Оиси Кураносукэ — вообще вел себя недостойно самурая. Он развёлся с женой, переехал в Киото, завёл молодую наложницу и демонстративно напивался так, что валялся на улице перед кабаками. Это ронин, так явно пренебрегавший обязанностями вассала, вызывал всеобщее презрение, и один человек даже плюнул на него, но Оиси, казалось, всё было безразлично. На самом же деле Оиси и остальные ронины тайно готовили месть. За два года они подробно выяснили устройство дома Киры, следили за всеми, кто входил и выходил оттуда, и наконец решили, что готовы к мести. Они ворвались в дом обидчика и долго не могли его найти. Легенда, конечно, хочет показать, каким Кира был подлецом, поэтому нам рассказывают, что он, во-первых, прятался от нападавших в чулане, а во-вторых, когда его нашли, отказался выполнить просьбу ронинов, предлагавших ему совершить сэппуку. Оиси даже был готов стать секундантом Киры: отрубить ему голову и избавить от мучений. Но Кира не был готов к сэппуку, и тогда ронины просто отрубили ему голову и отнесли свой трофей на могилу своего господина. По дороге местные жители приветствовали их и всячески выражали своё одобрение. Но ронины прекрасно знали, что их ждёт наказание, — ведь они пошли наперекор воле сёгуна. Теоретически их должны были предать позорной казни — повесить или обезглавить. Но уважение, вызванное их поступком, было так велико, что всем ронинам, включая 15-летнего сына Оиси, Тикара, было разрешено совершить сэппуку. Одного из ронинов, гонца, которого они отправили с докладом властям, почему-то простили, и он дожил до 78 лет, но позже был похоронен рядом с остальными сорока шестью. А тот человек, который когда-то плюнул на спавшего в грязи Оиси, теперь явился на его могилу и, произнеся небольшую речь, восхвалявшую ронинов, тоже совершил сэппуку. Его похоронили неподалёку. (продолжение — в следующем посте)

ТЕАТР И ПУСТОЙ ГОРОД Пока мы ехали по японской «глубинке», я волновалась, что впечатлений и ощущений уже так много, что у меня может просто не остаться душевных сил на Киото. И, честно говоря, первые несколько часов, как казалось, подтвердили мои опасения. В Киото, одном из древнейших и красивейших городов Японии, столько туристов, что просто не продохнуть. Мы вышли из отеля и пошли осматривать старинные храмы — синтоистские и буддийские, которые тут на каждом шагу. Идти было трудно — просто физически трудно. Тротуары здесь не такие широкие, как в Токио, а толпы примерно такие же. Мы добрались до ближайших к нашему отелю совершенно прекрасных, огромных храмов, походили по невероятно красивому саду, но так как все это надо было проделывать в компании с еще сотнями людей, то я никак не могла настроиться на правильный лад. Потом все начало потихоньку меняться. Во-первых, мы посетили представление театра Кабуки. Кабуки — странная штука. Вроде бы похоже на европейский театр: тут тебе и сцена, и занавес, актёры выходят, — а вроде бы и нет. Когда-то в Японии господствовал священный театр Но — где актёры практически не двигаются, лица их скрыты масками, церемониальные одежды плотно закрывают тело. В XVII веке танцовщица, служившая при одном из храмов, Идзумо-но-Окуни, создала новый театр, где двигались быстрее, пели, танцевали, и кабуки быстро стал популярным развлечением. Правда, люди того времени, похоже, как-то неправильно истолковали появление таких представлений, и театр стал просто настоящим рассадником разврата. Сёгун возмутился и запретил женщинам выступать на сцене. Все роли начали исполнять молодые юноши, но разврат не прекратился, а просто принял новые формы. Сёгун подумал еще и приказал, чтобы актеры кабуки обязательно были немолодыми людьми. Так с тех пор и пошло. За прошедшие века театр кабуки много раз менялся. Сегодня это не обязательно представление с ярко раскрашенными лицами поющих и пляшущих актеров. Здесь могут ставить серьёзные пьесы, иногда даже западные. Но всё-таки это театр, погруженный в народную традицию. А пьеса, которую мы видели, — одна из самых знаменитых. Она воспроизводит знаменитый сюжет, который многократно ставили в пьесах, экранизировали и изображали на гравюрах укиё-э. Это история о 47 ронинах. (продолжение — в следующем посте)

ОЦЕНИВАЕМ ПЕТРА ПЕРВОГО Когда мы с учениками заканчивали Петровскую эпоху, то я любила проводить игру. Каждый должен был составить список того, за что Петра можно было хвалить или осуждать. Потом ребята в группах выбирали самые интересные варианты. При этом я говорила «ужасную» вещь: «На данном этапе меня не интересует ваше мнение. Попробуйте представить себе, за что в принципе Петра можно хвалить или ругать». Это задание казалось мне тренировкой одного важного умения, которого нам всем очень не хватает — способности представить, что может существовать мнение, отличное от нашего. После этого мы вместе составляли общий список, и я записывала его на доске. Обе колонки списка — и под знаком плюс, и под знаком минус, оказывались обычно очень длинными. Всем было, что сказать о Петре Первом. А еще — очень часто одни и те же вещи кто-то записывал в плюс, а кто-то в минус. Классический пример: можно сказать, что Пётр «в Европу прорубил окно» — и это явно то, за что его хвалят. А можно: «уничтожил традиции, разорвал связь с корнями», — и тогда уже получается осуждение. После этого начиналась игра. Я говорила: «А теперь меня интересует мнение каждого из вас», и просила ребят присвоить Петру как человеку и политику рейтинг — от одного до десяти. Если он совсем никудышный, то единица, если идеал правителя — 10. Результаты тоже записывали на доске. Обычно большинство ставило что-то в районе 6-8 баллов, но, к счастью, всегда бывали и крайние оценки. Если их не было, то играть потом оказывалось скучнее. У меня в классе последние лет десять стояли легкие столики, которые было просто раздвинуть. Мы освобождали пространство в середине класса, ставили там стулья по диагонали — и все садились в зависимости от выставленного ими рейтинга. После этого каждый должен был высказаться и коротко обосновать свою оценку. Я обычно начинала с двух концов. «Почему ты поставила Петру двойку?», «Почему ты поставил десятку?». А главный фан заключался в том, что в любой момент любой человек, не спрашивая разрешения, мог встать и пересесть — если менял свое мнение о Петре. Надо сказать, что я несколько раз пыталась проводить такие занятия со взрослыми людьми — и обычно получалось плохо. Взрослые не готовы взять — и изменить свое мнение, потому что кто-то что-то сказал. А школьники еще способны на такое и с радостью пересаживались. Некоторые по несколько раз. Некоторые — туда, а потом обратно. Я всеми силами провоцировала участников. Он говорит: «Пётр построил прекраснейший город». Я: «А город этот на костях, как ты к этому относишься?». Или: «Пётр замучил народ податями и непосильным трудом». Я: «А сколько важного для страны таким образом он смог совершить?. Вот так мы развлекались, на самом деле говоря об очень серьезных вещах. В конце я подводила итог и никогда не позволяла себе сказать: «А на самом деле было так». Я говорила: «Сегодня победили те, кто ругали Петра, потому что на их сторону пересело больше народу, значит, они были более убедительными». Если меня спрашивали о моём мнении (а обычно спрашивали), то в середине разговора я отказывалась отвечать, а в конце говорила, какой рейтинг поставила бы я. Но вот о моём рейтинге Петра я вам не скажу. Пока не скажу. Вы сначала посмотрите, пожалуйста, новый выпуск нашего нового формата «Не всё так однозначно», где как раз разговор пойдет о Петре Первом и о том, как по-разному его оценивали и оценивают, какие доводы приводят историки, философы, литераторы в поддержку или в осуждение Петра. Поразмышляйте сами — кто он для вас: жуткий «кумир на бронзовом коне» или великий преобразователь? Убийца и тиран или государь, облагодетельствовавший Россию? А потом выскажите свое мнение в комментариях. Позже мы результаты голосования подсчитаем (обещаю — без фальсификаций), и в одном из следующих выпусков я их обнародую, а заодно и о своём отношении расскажу. Смотрите «Не всё так однозначно», размышляйте, возмущайтесь, спорьте, голосуйте!

В ГОСТЯХ У ПОВЕЛИТЕЛЯ СТИХИЙ И вот мы едем к кузнецу. Это слово у меня лично рождает какие-то не совсем точные ассоциации. Копоть, грязь, угрюмые, закопченные лица… На самом деле мы едем к сэнсэю. К выдающемуся мастеру, прославленному на всю Японию. Зовут его Фудзивара Канефуса, и это имя уже должно вызвать трепет у любителей истории. Фудзивара — древний аристократический клан самураев. Когда-то в средние века, в дивную эпоху Хэйан, Фудзивара были регентами при императорах, а практически — правителями. Они придумали хитрую штуку — выдавали своих дочерей за молодых принцев, а когда принцу приходила пора стать императором, то его дедушка «помогал» ему править. До сегодняшнего дня этот аристократический род окружен невероятным почтением. Когда на рубеже XIX-XX веков император Мэйдзи приказал японцам завести фамилии, то многие включали в них иероглиф, означающий «глициния», — просто из уважения к Фудзивара, чье родовое имя означает «поле глициний». И вот мы едем к Фудзивара Канефуса, потомственному кузнецу В 26-М ПОКОЛЕНИИ, и, даже если бы мы не знали его имени, то сразу бы поняли, что перед нами — аристократ. Может быть, это называется аристократ духа, я не знаю, но перед нами появился немолодой человек, полный ощущения достоинства, спокойствия, с благородным, умным и, как раньше говорили, «породистым» лицом. На нём, как и на всех его учениках, был белый, измазанный копотью комбинезон — одежда кузнеца — но выглядел он на нём, как королевское одеяние. Фудзивара Канефуса до сих пор делает мечи. Производство оружия в Японии запрещено, но он — создаёт произведения искусства. Когда ёкодзуна, обладатель высшей степени борец сумо (а это не просто драка толстяков, а священное искусство), выходит на ринг, он несёт в руке меч. Сегодня этот меч сделан Фудзиварой Канефуса. Нам показали процесс изготовления меча — вернее, малую его часть, так как один меч здесь делают около полугода. Мы видели, как ученики Фудзивара-сэнсэя положили заготовку для меча на наковальню и начали бить по ней. Мастер ударял по наковальне маленьким молотком, как будто задавая ритм, а они били огромными молотами. Так постепенно — из 32 тысяч слоев — складывается клинок. Потом мастер опускал заготовку в огонь, поливал водой, погружал в странную глину, смешанную с золой, раздувал кузнечные меха. Вот он, древний кузнец, повелитель всех стихий — огня, воды, земли, ветра. Я слушала, как удары молотов превращались в стройную мелодию. И вспоминала человека, жившего на другом конце земли. Однажды великий греческий философ Пифагор проходил мимо кузницы и вдруг услышал прекрасную мелодию. Он долго стоял, размышляя, откуда она взялась, и наконец понял, что молоты издают звуки разной высоты в зависимости от своих размеров и длины рукоятки. Отсюда родилось учение Пифагора о священных числах, чье соотношение определяет жизнь космоса, и о музыке сфер. Потом было еще много прекрасного. Всем желающим разрешили попробовать ударить по наковальне, подержать уже готовый меч. В городе Секи, конечно, есть музей истории производства мечей, и мы там побывали. Есть, естественно, магазин, где продаются кухонные ножи на любой вкус (и теперь наш автобус ощетинился ножами как здоровенный железный дикобраз). Мы поднимались на башню замка Инуяма и смотрели оттуда на горы и закат (ААААААА!!!). Мы опять ели какие-то невероятные японские блюда, и даже наличие весов в номере отеля никого не остановило, хотя результаты замеров печальны. Но среди всех этих прогулок, пейзажей, покупок и угощений все равно невозможно забыть, как звучат молоты в кузнице у Фудзивара-сэнсэя. Это была настоящая музыка сфер, созданная владыкой стихий.

ПЛАКАТЬ СЧАСТЛИВЫМИ СЛЕЗАМИ Не поверите — вчера за завтраком я начала говорить о том, что не понимаю, за что мне выпало такое счастье и блаженство, — и с трудом сдержала слезы. И плакать счастливыми слезами хотелось не из-за качества завтрака (хотя он был очень вкусным), а из-за того, что меня в этот момент окружало. После вчерашнего замечательного пешего перехода мы добрались до города Инуяма, который, как я понимаю, лежит вдалеке от основных туристических маршрутов. А тут такая красота... Город Инуяма был основан в 1954 году, но здесь стоит самый древний сохранившийся японский замок, построенный в 1537 году. Из нашего отеля открывается вид на его башню. Но дело даже не в этом. А просто в красоте, красоте, красоте. Красота тут во всём. Отель окружен парком, где, конечно же, краснеют клены. Я сейчас пишу на балконе, глядя на пруд, извилистую дорожку и деревья. Пытаюсь подсчитать, сколько передо мной оттенков. Только красного три (японцы бы, конечно, увидели намного больше), а еще жёлтый, желтоватый, желтовато-зелёный... и другие оттенки. В отеле на первом этаже огромные окна и, как и в музее в Канадзаве, повсюду установлены сидения, повернутые к окнам. И люди в лобби отеля сидят, не повернувшись к входу или к ресепшен, а смотрят на деревья и замок снаружи. Каждый раз, проходя там, я вижу кого-нибудь, кто просто сидит и молча смотрит в окно. Красота здесь буквально во всем. Как и во многих японских отелях здесь есть баня, главное в которой — бассейн с горячей водой. Вчера я лежала в таком бассейне (естественно, это не место для плавания) под открытым воздухом. На улице было градусов 10 тепла, а вода — 41 градус. Это невероятно комфортно, но дело даже не в этом. Баня расположена так, чтобы были видны освещённые солнцем заросли бамбука за стеной и порхающие там птицы. Смешно сказать, даже мини-бар — это произведение искусства. Керамические кружки, ложки и какие-то вообще непонятные моему варварскому взгляду приборы уложены изысканными, аккуратными рядами. Обычный чайник припрятан подальше от взоров, а наверху — стеклянный заварочный и кружки, покрытые изображениями цветов. Такое ощущение, что здесь дышишь не воздухом (хотя он свеж, прохладен и чист), а красотой. И начался наш день в этом прекрасном месте с того, что мы отправились в соседний городок Секи в гости к кузнецу. Секи считается одним из важнейших в Японии центров по изготовлению ножей и, конечно же, мечей. А мы же изучаем историю самураев — как можно пропустить такое? (продолжение — в следующем посте)

НОВЫЙ КЕМБРИДЖ? В счастливые доковидные времена мы возили наших учеников учить английский в Кембридж. Ну а раз это Кембридж, то каждая вторая экскурсия — в один из колледжей. Кембриджские колледжи — зазнайки. Недостатка в абитуриентах они не испытывают, туристы им не слишком нужны. Каждый раз, когда мы чуть ли не с боем прорывались в Тринити-колледж, мы оказывались в их потрясающем Большом Дворе. Я говорила ученикам: «В этом углу жил Байрон, в том — Набоков, в том — Томпсон, который открыл электрон, а в этом — Ньютон». Становилось понятно, почему им нет до нас дела: спесивый Тринити-колледж не забывает во всех буклетах упомянуть, что он воспитал больше нобелевских лауреатов, чем вся Франция. Хвастаются. Нет — гордятся. Только ли дело было в особых программах обучения? Или потому, что английский стал универсальным языком науки? Сегодня английский язык — это не только язык науки. Сегодня он стал куда большим — ключом, который открывает новые возможности в общении, карьере и более комфортной эмиграции, качественно меняющей уровень жизни. Здорово, что сегодня не обязательно ехать в Англию или Америку, чтобы выучить язык: добиваться впечатляющих результатов можно, изучая язык в любое удобное время и находясь где угодно. И в этом плане особенно интересными кажутся программы обучения на основе работы с искусственным интеллектом (например, по методу NEI). Не нужно искать репетиторов, договариваться, менять под них свой график — доступ к обучению открыт в любое время, а искусственный интеллект (AI) адаптирует занятия под ваш уровень и ваши цели так, чтобы занятия были максимально увлекательными и полезными. Это программа — находка для тех, кто ищет персональный подход и не любит тратить время впустую. После регистрации вы можете сразу разговаривать бесплатно с тренажёром. А по специальному предложению для моих подписчиков в первый месяц вам также будут доступны 4 индивидуальных занятия с квалифицированными преподавателями-носителями языка, оценка языка, неограниченный доступ к тренажёру 24/7. Попробовать сервис можно по ссылке. И кто знает — вдруг через годы кто-то будет вспоминать, как не поездка в Кембридж, а занятия по новой методике с AI открыли двери к новым вершинам — так же, как когда-то Тринити-колледж был «трамплином» для Ньютона, Набокова и других великих умов.

И МЫ ВЧЕРА ПРОШЛИ ПО ЭТОМУ ПУТИ! Мы приехали в Магомэ, где гуляют туристы и в огромном количестве лавочек торгуют сувенирами. Заправившись хот-догами, в которых сосиски были из мяса диких кабанов (!), мы отправились вперёд по мощеной камнями дороге. Было холодно и моросил дождик, но красота вокруг была настолько невероятной, что на такие мелочи просто невозможно было обращать внимание. Вокруг были горы, поросшие то клёнами (с красными листьями!), то елями, то покрытые снегом, то еще совершенно осенние. Довольно долго сначала надо было топать в гору, но мы справились и поднялись на 777 метров над уровнем моря, достигнув, как было написано на объявлении «A power spot of happiness». По бокам дороги появлялись то деревушки, то какие-то старинные кладбища, то непонятные святилища. По всей дороге установлены колокола, в которые надо звонить, чтобы... отпугивать медведей. И на каждом из нас были маленькие противомедведные колокольчики. Медведей здесь, говорят, действительно, много. И вот так мы шли. Собирались тучи, быстро темнело. Сначала я думала, что делать, если встретится глухой медведь, который не услышит мой колокольчик. К счастью, выяснить это не удалось. Очень поддерживала надежда на то, что они уже погрузились в спячку. Потом я просто смотрела по сторонам, сначала издавая какие-то восторженные вопли, потом осознала, что у меня просто кончились все слова и даже междометия. Можно было только восторженно поскуливать. Между тем темнело, а дорога шла по лесу. Мысли о медведях сменились мыслями о какой-нибудь колдунье из японской сказки или об оборотне. Обстановка казалась для них очень подходящей. Потом появились мысли о каком-нибудь хорроре. Потом дорога пошла по совершенно пустым деревушкам, где только за шторами были видны какие-то тени. Пришли в голову мысли об «Унесённых призраками» Миядзаки. Но все эти мысли улетучивались, как только дорога поворачивала, и за ней оказывался очередной водопад, мост, склон, или камень непостижимой красоты. Так мы дошли до Цумаго. Здесь несколько человек и я в том числе свернули не туда — и в результате оказались на странной улице, вдоль которой шла стена. На щите, стоявшем здесь, было написано, что Токугава Иэясу специально приказал построить такую улицу как укрепление на случай нападения врагов. Было уже совсем темно, только светило несколько фонарей. Было очень легко представить себе, как здесь бушует сражение и местные жители отражают удары нападающих, используя преимущества установленных на улице покатых склонов. Впрочем, во времена сёгуната боев-то особых не было. Шли мы чуть больше трёх часов. Это было погружение не только в японскую природу, но и в японскую историю, и в культуру, и в мифологию. Казалось, что здесь живы все древние образы… И очень хотелось переночевать где-то в лесу: но что сказали бы медведи?

ПОХОД ПО СТАРИННОМУ ТРАКТУ Вот вчера был день так день... В начале XVII века, объединив Японию под своей властью, сёгун Токугава Иэясу столкнулся с задачей эффективного управления, а значит, были нужны дороги, которые связывали бы разные районы страны. К тому же сёгун придумал хитрый способ поставить на колени местных феодалов — даймё. Каждый из них должен был целый год жить в столице — Эдо. А когда он отправлялся посмотреть, что происходит в его владениях, то в столице оставалась вся его семья. Превратив таким образом всех удельных правителей в заложников, Токугава укрепил свою власть. Но ведь этим даймё надо было ездить — то в Эдо, то к себе домой. И вот для этого было проложено «Пять главных дорог» — то есть созданы почтовые тракты, соединившие разные районы страны. Этими дорогами пользовались торговцы и курьеры, доставлявшие распоряжения из центра. Для того, чтобы передвижение по дорогам проходило нормально, были устроены почтовые станции, где можно было остановиться на ночлег, поесть, купить нужные вещи в дорогу. Власти следили за поддержанием дорог в порядке, строили мосты, мостили дороги камнями. Специальные заставы проверяли, не везёт ли кто огнестрельное оружие без разрешения. «Восточный приморский путь» Токайдо, который вел из Эдо/Токио в Киото, был прославлен в XIX веке художником Утагава Хиросигэ, который, как модно у японцев, создал серию картин «53 почтовых станции Токайдо». А еще был Накасэндо — «Срединный горный путь», названный так, потому что он проходил по центральной части острова Хонсю и шел, как легко догадаться, не близ моря, а среди гор. И вот от Накасэндо сохранился отрезок пути протяжённостью около 8 километров, от бывшей почтовой станции Магомэ до станции Цумаго. По этому пути прошел великий японский поэт Мацуо Басё во время своих странствий по Японии. Жизнь у него была нелегкой, он страдал от нищеты и жил в Эдо в хижине, построенной собственными руками. Перед хижиной он посадил банан — и отсюда и произошло его прозвище Басё — банан. Но город Эдо, увы, очень часто горел, и в 1682 году хижина Басё погибла во время огромного пожара. После этого остаток своей жизни он в основном путешествовал по Японии, ходил по почтовым трактам, поклонялся храмам, любовался горами и, конечно, писал стихи. В своих путевых заметках «По тропинкам севера» он сочетал прозу и стихи. «Вот сосна Такуэма поразила мне взоры! Её ствол расщепляется над землёй надвое; видно, она сохранила свой древний облик. Я сразу вспомнил слова Ноин-хоси. И вот не стало Сосны у Такэкума, Следа не видно... Пока сюда прибрел я, Прошло тысячелетье... По преданию, в старину некий человек, прибывший из столицы правителем области Муцу, срубил эту сосну и поставил ее на устои моста через реку Наторигава; оттого Ноин-хоси сложил: «И вот не стало сосны у Такэкума». Поколение одно срубило сосну, другое посадило вновь, и ныне стал вид такой, точно снова тысяча лет миновала, — о, благодатная сосна! У Такэкума Вы покажите сосну, Поздние вишни! — так мне на прощанье сложил поэт Кёхаку. От поздних вишен До двух стволов сосны той Уж третий месяц... (продолжение — в следующем посте)

САД ШЕСТИ ЭЛЕМЕНТОВ Сад Кэнрокуэн в Канадзаве называют одним из трёх красивейших садов Японии. Правители из семьи Маэда начали создавать его еще в XVII веке. С тех пор его постоянно перестраивают, поддерживают, развивают. Он горел, но его восстановили. Сад существует, как живой организм, и общаешься с ним, как с живым существом.  В XIX веке сад, уже окруженный большим почтением, получил название «Сад шести элементов» — Кэнрокуэн. Это название восходит к древнему китайскому трактату, в котором говорится, как трудно объединить в саду шесть великолепных элементов.  Если в саду ощущается пространство, простор, то тогда в нем трудно создать ощущение уединения. Если в саду есть «искусственность», то есть приложены большие силы людей, то тогда в нем трудно ощутить «древность», то есть древнюю, нетронутую природу. Если в саду проложено много водных потоков, то там будет мало панорамных видов. Считается, что сад Кэнрокуэн как раз объединяет все эти элементы. Он большой и просторный, по нему проходит множество больших, извилистых дорожек, здесь вырыты большие пруды, тут много деревьев, но в то же время даже сегодня, когда сюда приходят туристы со всего мира, тут можно найти какие-то уголки для уединения, можно ощутить себя скрытым от мира.  Говоря европейскими понятиями, здесь такое причудливое сочетание французского парка с его демонстрацией человеческого вмешательства в природу, и романтического английского, создающего якобы дикий ландшафт. В парке Кэнрокуэн «дикого» нет, здесь всё спокойно и настраивает на созерцание, но при этом ты действительно видишь вроде бы нетронутую природу, но каждый пейзаж, открывающийся за новым поворотом, был создан людьми. Пейзажи невероятные! Особенно с учетом того, что здесь, конечно же, высажено множество клёнов, и где-то они красные, где-то золотые, где-то цвета смешаны. А рядом — каменные фонари, установленные людьми, напоминающие музыкальные инструменты. Один из знаменитых символов сада Кэнрокуэн — древнее дерево, чьи раскинутые ветви, как считается, напоминают полёт журавля. Дерево старое, склонилось над прудом, поэтому его ветви заботливо поддерживают специальные подпорки. Вот вам искусство и природа вместе. Воды в саду огромное количество — протоки, пруды, водопад и даже первый в Японии фонтан, и при этом, что бы ни думал по этому поводу древний китайский ученый, панорамные виды открываются на каждом шагу. Прогулка по саду стала главным событием вчерашнего дня. Но в то же время мы как будто бы целый день к ней готовились — и когда смотрели на сосредоточенные лица лучников, и когда любовались свитками и посудой в музее, и даже когда лакомились пирожными. Все это были разные грани японской красоты.

ИСКУССТВО СТРЕЛЬБЫ ИЗ ЛУКА Вчера было много удивительного. Во-первых, шёл дождь и было холодно и ветрено. И от этого все вокруг засияло особенно яркими красками. Мокрая хвоя на улице составляет изысканные узоры, листья на деревьях на фоне хмурого неба сияют золотым, красным — множеством оттенков. С утра мы отправились на лекцию о стрельбе из лука. Этому старинному искусству учат рядом с синтоистским храмом двое мужчин и одна женщина. Они ведут себя так же, как все здесь, — улыбаются, кланяются… Но стоит им взять в руки огромные луки, как их лица меняются: становятся абсолютно замкнутыми и сосредоточенными.  Как нам потом объяснили, в кюдо, японском искусстве стрельбы из лука, главное не столько попасть в цель, сколько обрести внутренний покой. Кюдо, кстати, означает «путь лука» или «учение лука». Главное здесь — внутренняя концентрация, словно медитация с луком в руках. Так это примерно и выглядело. Стреляли, правда, наши учителя не слишком хорошо, и, кажется, даже были этим смущены, но само действие — то, как они выходили, как принимали нужную позу, сосредотачивались — было каким-то удивительным театром. Потом нам тоже дали лук в руки, правда стрел не выдали. Всё дело в том, как ты растягиваешь лук — вот этому мы попробовали поучиться, дело оказалось нелегким, но увлекательным.  Дальше дождь полил с такой силой, что гулять было невозможно, и мы отправились в музей. Создавалось впечатление, что экспонаты начались уже в буфете, где мы согревались после пробежки под ливнем. Там было выставлено огромное количество сладостей, каждая из которых выглядела как произведение искусства. Очень хотелось съесть все, а с другой стороны, хотелось не есть, а просто ими любоваться. Вот это любование красотой определило наш вчерашний день. Мы наслаждались тем, как натягивали тетиву суровые лучники с сосредоточенными лицами. Мы восхищались фантастическими пирожными. Мы ходили по просторным залам музея, разглядывали старинные свитки, лакированную посуду, — и, вот что удивительно, музей этот устроен так, чтобы посетители понимали — предметом созерцания могут быть не только экспонаты.  Помимо залов здесь ещё были просторные холлы, которые нужны вроде бы просто для того, чтобы переходить по экспозиции. Но там повсюду были огромные, во всю стену, окна, и у каждого такого окна были установлены ряды кресел. И посетители музея просто сидели там и смотрели в окна на окружавший музей сад. После того, как мы насладились музеем, попробовали изысканных пирожных, побывали на выступлении гейш, где члены нашей группы выходили на сцену и под руководством девушек били в барабаны, — после всех этих замечательных дел мы пошли в САД. (продолжение — в следующем посте)

В комментариях к прошлому посту вы попросили фотографий красных клёнов. Вот пара кадров потрясающей осени в Японии!

В комментариях в прошлому посту вы спросили фотографии красных клёнов. Ловите!

ОХОТА ЗА КРАСНЫМИ ЛИСТЬЯМИ Клён — одно из самых популярных и почитаемых деревьев в Японии. У местных клёнов листья куда мельче, чем у тех, к которым мы привыкли, и осенью они краснеют. Красные листья клёнов выглядят так, что хочется забыть не только о дожде и граде, а вообще обо всем, сесть рядом с ними и никогда никуда не уходить, так и погружаться постепенно в нирвану. А мы, надо сказать, приехали сюда как раз в период знаменитой японской «момидзи» — «охоты за клёнами» или «охоты за красными листьями». Дело в том, что осень в разных местах Японии наступает в разное время, и клены краснеют в разное время. И люди ездят по стране, чтобы полюбоваться красными клёнами. Публикуется расписание — где когда клёны покраснеют. Я с восторгом обнаружила, что пик покраснения в 2024 году начался 25 ноября и продолжится до 12 декабря. То есть мы попали в самый «красный» период. Ну и, честно говоря, я не знаю, что дальше сказать. Я могла бы рассказать еще о том, как мы ходили по самурайскому кварталу, как поселились в гостинице «японского стиля» и сегодня спали на футонах. В каждом номере постояльцам предлагается пижама, а к ней ещё накидка — в них можно ходить в баню, которая, естественно, есть при отеле. Нам всем так понравилась эта элегантная одежда, что тут же возникла мысль пойти, если не в пижаме, то хотя бы в накидке на ужин в ресторан отеля. Слава богу, наш прекрасный гид Саша Раевский успел нас вовремя остановить, а то бы мы так и заявились на ужин в банной одежде, были бы как те туристы, которые еще недавно расхаживали по Москве и Петербургу в ушанках с красными звездами. Все немножко загрустили, а, надо сказать, что в нашей группе многие увлеклись сочинением хокку. Так появился следующий, на мой взгляд шедевр, сочиненный одной из участниц поездки: Уныло бреду. В ресторан при отеле В халате нельзя. По-моему, Басё отдыхает. Могла бы рассказать о том, какими невероятными блюдами нас кормили — сначала днем в простой забегаловке на рынке, а потом вечером в отеле. Но это всё здорово, вкусно, интересно, приятно, — а красные листья клёнов... Тут умолкаю и перехожу к созерцанию, озаряемому надеждой на то, что сегодня я снова увижу клёны.

«ЗОЛОТОЕ БОЛОТО» Мы уехали из Токио — и всё вокруг преобразилось. В Токио было невероятно интересно, красиво, познавательно. Но при этом я постоянно удивлялась: как столь хорошо известная всем нам любовь японцев к спокойствию, уединению, созерцанию может сочетаться с жизнью в этом гигантском, совершенно необъятном городе среди огромного скопления людей? И вот мы сели на скоростной поезд, подивились не столько его скорости, сколько спокойствию, молчаливо ожидающим стройным очередям у входа в каждый вагон, идеально чистым туалетам в вагоне — для мужчин, для женщин и унисекс — и меньше, чем через три часа оказались в городе Канадзава, который с гордостью называет себя «Северным Киото». Вообще-то, название Канадзава означает «золотое болото». Жил здесь, якобы, когда-то крестьянин, которого звали Имохори Тогоро, то есть «картофелекопатель Тогоро». И пошел он, конечно же, копать картошку. Потом он стал (это же Япония!) мыть выкопанный картофель — а в воду посыпались хлопья золота. Канадзава — город с интересной историей. Здесь почти сто лет — в конце XV — начале XVI века существовало нечто вроде теократической республики. Её создали сторонники воинствующей буддистской секты при поддержке крестьян, мелких военных и вообще всех, кому не нравилось подчиняться обычным правителям. Всем руководили буддийские монахи, централизованного управления никакого не было, и довольно долго они успешно отбивались от попыток их подчинить. Но главная прелесть Канадзавы заключается в том, что этот город во время Второй мировой войны не пострадал от американских бомбардировок и поэтому сохранил много старинных памятников. Мы пока увидели только малую часть, и знакомство с главными из них ещё впереди, но уже то, что мы увидели — совершенно прекрасно. Нам вроде бы не повезло, потому что погода, в отличие от Токио, тут ужасная. Идёт дождь, временами град. Сильный ветер вырывает из рук зонт, а ночью грохотала страшная гроза. Но для меня в этом только особая привлекательность того, что мы видим. Дождь и ветер помогают особенно остро почувствовать окружающую нас здесь невероятную красоту (кажется, я на глазах проникаюсь японским духом). Вчера мы гуляли вокруг замка, построенного здесь кланом Маэда, который довольно долго управлял Канадзавой. Маэда жили тут во времена сёгуната Токугава — когда в начале XVII века Токугава Иэясу объединил Японию и прекратил гражданские войны. Дальше до середины XIX века вроде бы страной управляли самураи, но воевать-то им было больше не с кем. Жизнь текла мирно, и потомкам суровых воинов оставалось только воспевать самурайские ценности (вот в эту эпоху как раз придумали «путь самурая», истории об их невероятной преданности и так далее), писать стихи и любоваться красотой природы. Замок в Канадзаве, к сожалению, сгорел в конце XIX века, а затем был выстроен заново, и уж в этот момент точно обороняться вообще было не от кого, поэтому, хотя здесь и остались мощные крепостные стены, но ясно, что это скорее дворец, говоривший о престиже правителей, а не об их военной мощи. Но!!! Вокруг замка всё в клёнах… (продолжение — в следующем посте)

ЗАЧЕМ Я ЗАПИСАЛА ЛЕКЦИЮ О ЧЕКИСТАХ В статье Википедии о ВЧК приведен список из ПЯТНАДЦАТИ фильмов, в центре которых чекисты и их операции. Не сомневаюсь, что список этот далеко не полон. Еще бы — какой материал, какие люди, какие романтичные истории. Просто тошнит. Понятно, почему советская власть во все времена всячески романтизировала тяжелую работу людей с «холодной головой, чистыми руками и горячим сердцем». Ведь они по сути дела были костяком власти, это на чекистах, а вовсе не на «старых большевиках», на «искренних партийцах» держалось это страшное и кровавое государство. Понятно, что среди чекистов тоже были «старые большевики» и «искренние партийцы», по зову партии отправившиеся искоренять контрреволюцию и бороться с саботажем. Не исключаю, что в двадцатые годы таких было достаточно много. Но все-таки они были именно и прежде всего чекистами, сотрудниками «органов», борцами секретного фронта. Ничего хорошего, на мой взгляд, не было ни в идеях большевиков, ни в их ясноглазом фанатизме, ни в их кровавой жестокости. И уж точно ничего хорошего не может быть в государстве, где людей силой ведут к светлому будущему, опираясь при этом на тюрьмы и лагеря. Я записала лекцию пока что про самое начало существования этих пресловутых «органов». Про «чрезвычайку» и ОГПУ — еще до создания ГУЛАГа и до Большого террора. И сколько уже там страшного, кровавого и циничного. Как спокойно они объясняют себе, что людей можно и даже нужно расстреливать просто потому, что они «неправильного» происхождения, что можно брать заложников, можно устраивать лагеря. И с какой скоростью слетают с них все идеалистические фразы, как быстро Соловецкий лагерь превращается в пыточное место, и в место, где заключенных не только мучают, но еще и постоянно, последовательно, садистски унижают. Как невероятно быстро развращает людей полученная ими безграничная власть. Они могут считать себя хитроумными разведчиками (и такие, безусловно, среди них были), защитниками страны, мусорщиками, ассенизаторами, делающими важную и нужную работу. Могут считать себя кем угодно, но все равно по сути своей они стали (или всегда были?) просто палачами. Есть версия, что чекисты в двадцатые годы занимались, помимо всего прочего, еще и поисками где-то в горах Тибета «Красной Шамбалы», прекрасного волшебного государства, которое должно было бы дать СССР особую мощь. Может быть, это сказка, может быть, эти сведения сильно раздуты, но, вообще-то, меня совершенно не удивляет, что эти люди могли соединять допросы и расстрелы с эзотерикой и оккультными поисками. Они не верили в людей. Человек был для них букашкой, а вот какие-то мощные неведомые нам силы — это да! Это то, что надо использовать ради того, чтобы облагодетельствовать букашек. Сегодня Россия по-прежнему, как и сто лет назад, находится под властью чекистов. Они ведь не скрывают этого, наоборот, гордятся своей связью с теми, предыдущими убийцами. И до тех пор, пока существует эта связь, пока наследие Дзержинского и Ежова, Берии и Андропова не будет отвергнуто, Россия будет существовать по горло в крови — и заливать кровью других. Поэтому я и решила разобраться — а чем, собственно, занимались чекисты, какие операции проводили (некоторые, действительно, были высоко профессиональными), какие цели перед собой ставили. Печальная получилась лекция. Но что делать. Если мы не будем разбираться с прошлым, то и будущего никакого не будет.