В контексте

Народ — паинька? Из статьи Блока «Интеллигенция и революция»: «Не беспокойтесь. Неужели может пропасть хоть крупинка истинно-ценного? Мало мы любили, если трусим за любимое. «Совершенная любовь изгоняет страх». Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг. Беречь их для народа надо; но, потеряв их, народ не все потеряет. Дворец разрушаемый — не дворец. Кремль, стираемый с лица земли, — не кремль. Царь, сам свалившийся с престола, — не царь. Кремли у нас в сердце, цари — в голове. Вечные формы, нам открывшиеся, отнимаются только вместе с сердцем и с головой. Что же вы думали? Что революция — идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своем пути? Что народ — паинька? Что сотни обыкновенных жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки, не постараются ухватить то, что плохо лежит? И, наконец, что так «бескровно» и так «безболезненно» и разрешится вековая распря между «черной» и «белой» костью, между «образованными» и «необразованными», между интеллигенцией и народом?».

Блок — редактор ЧК В начале мая 1917 года Блок добился перевода в «Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданских, так и военных и морских ведомств». Как вам название департамента? Почти «Министерство счастья»! Трудился в этом монстре Франкенштейна Блок в должности редактора. По материалам работы комиссии поэт написал книгу «Последние дни императорской власти». К Октябрьской революции Блок подошёл со строгой позицией. Сыграли свою роль разочарование в войне и духовный экстремизм. В статье «Интеллигенция и революция» поэт призывает «слушать музыку революции», не обращая внимания на её эксцессы.

Знакомые сделали настольную игру, которая поможет подготовиться к ЕГЭ и ОГЭ по обществознанию. Они собрали термины, которые чаще всего встречаются в экзамене, и придумали, как выучить их в игровой форме. Вы когда-нибудь пробовали объяснить «социализацию» злобным шепотом или петь грустную песню про инфляцию? Подобное в этой игре на каждом шагу! Прикрепляю видео с подробностями о полезной игре и отзывами тех, кто уже успел поиграть😉 Чтобы узнать подробности, пишите ребятам в бота! P.S. Кстати, в боте можно бесплатно получить все термины для экзамена по обществознанию.

Блок роет окопы Блока призвали на Первую Мировую в июле 1916 года. В боях поэт не участвовал, служил десятником на рытье окопов недалеко от Пинска (Брестская область, Беларусь). Из письма Александра Блока к Леониду Андрееву, 29 октября того же года: «Все мои близкие горячо убеждают меня не участвовать в газете, приводят факты и аргументы, которым я не могу не верить. Сам я был совершенно не в курсе дела, газет на фронте почти не видел и о газетной полемике, связанной с новым делом, не знал. Если бы я захотел участвовать в газете, мне было бы нечего Вам дать: все словесное во мне молчит; полдня я провожу верхом на лошади, сплю на походной кровати, почти не умываюсь; что дальше будет, не знаю, а пока это было только хорошо: проще и яснее; если бы все это описать, вышло бы донельзя обыкновенно и скучно; обычная газетная статья с подписью: «действующая армия»; стихи тоже никак не выходят; вся суть — в новом ряде снов, в которые погружаешься. Может быть, что-нибудь и выйдет из этого, когда пройдут годы: из нежной любви к лошади и стыда перед рабочими, которыми я ведаю; среди них много несомненного хамья и природной сволочи, но стыдно до тошноты, и чего — сам плохо знаешь: кажется, того, что все равно «ничего не поделаешь» (не вылечишь, не обуешь)».

Ведомство литературы Ведомство литературы, как известно, отпускает Издательствам республики бумагу, Столько-то и столько-то центнеров дефицитного материала Для издания желательных произведений. Желательными Являются произведения с идеями, Которые ведомству литературы знакомы по газетам. Такой подход Должен был бы, учитывая особенности наших газет, Привести к большой экономии бумаги, если бы Ведомство литературы на каждую идею наших газет Пропускало по одной книге. К сожалению, Оно легко посылает в печать все книги, пережевывающие Одну идею наших газет. Таким образом, Для произведений некоторых мастеров Бумаги не хватает. Бертольд Брехт, 1953 год

Александр Блок — жареный соловей Из воспоминаний Анны Ахматовой о Блоке: А вот мы втроем (Блок, Гумилев и я) обедаем (5 августа 1914 года) на Царскосельском вокзале в первые дни войны (Гумилев уже в солдатской форме). Блок в это время ходит по семьям мобилизованных для оказания им помощи. Когда мы остались вдвоем, Коля сказал: «Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это то же самое, что жарить соловьев».

В своей книги "1984" Джордж Оруэлл писал:

"Эта война носит мошеннический характер, так как она должна длиться постоянно без победы. Её главная цель - сохранить существующий строй, уничтожая не только человеческие жизни, но и плоды человеческого труда... Если громадная масса людей станет грамотной, научится думать самостоятельно, она избавится от привилегированного меньшинства за ненадобностью. Война же и голод помогают держать людей, отупевших от нищеты, в мире иллюзий".

Великие писатели очень часто прозревают будущее лучше других. А если вы не хотите быть обманутыми, лучше понимать мир и при этом не затеряться в горах текста - подписывайтесь на канал - ОИК (Отрывки из книг), где для вас отобраны самые интересные мысли о мире, жизни и любви.

Революционеры убивают, как истинные герои Розанов справедливо заметил Блоку, что именно революционный террор развязал цепную реакцию насилия. В новом письме, от 20 февраля 1909 года, поэт ответил: «Сам я не «террорист» уже по тому одному, что «литератор». Как человек, я содрогнусь при известии об убийстве любого из вреднейших государственных животных, будь то Плеве, Трепов или Игнатьев. И, однако, так сильно озлобление (коллективное) и так чудовищно неравенство положений — что я действительно не осужу террора сейчас. Ведь именно «литератор» есть человек той породы, которой суждено всегда от рожденья до смерти волноваться, ярко отпечатлевать в своей душе и в своих книгах все острые углы и бросаемые ими тени. Для писателя — мир должен быть обнажен и бесстыдно ярок. Таков он для Толстого и для Достоевского. Оттого — нет ни минуты покоя, вечно на первом плане — «раздражительная способность жить высшими интересами» (слова Ап. Григорьева). Ничего «утомительнее» писательской жизни и быть не может. Теперь: как осужу я террор, когда вижу ясно, как при свете огромного тропического солнца, что: 1) революционеры, о которых стоит говорить (а таких — десятки), убивают, как истинные герои, с сияньем мученической правды на лице (прочтите, например, 7-ю книжку «Былого», недавно вышедшую за границей, — о Каляеве), без малейшей корысти, без малейшей надежды на спасение от пыток, каторги и казни, 2) что правительство, старчески позевывая, равнодушным манием жирных пальцев, чавкая азефовскими губами, посылает своих несчастных агентов, ни в чем не повинных и падающих в обморок офицериков, не могущих, как нервная барышня… из Медицинского института, видеть крови, бледнеющих солдат и геморроидальных «чинов гражданского ведомства» — посылает «расстрелять», «повесить», «присутствовать при исполнении смертного приговора».

Что Блоку по крови отвратительно Из письма Александра Блока Розанову В.В. от 17 февраля 1909 года: «Не мальчишество, не ребячливость, не декадентский демонизм, но моя кровь говорит мне, что смертная казнь и всякое уничтожение и унижение личности — дело страшное, и потому я (это — непосредственный вывод, заметьте, тут ни одной посылки для меня не пропущено) не желаю встречаться с Пуришкевичем или Меньшиковым, мне неловко говорить и нечего делать со сколько-нибудь важным чиновником или военным, я не пойду к пасхальной заутрене к Исакию, потому что не могу различить, что блестит: солдатская каска или икона, что болтается — жандармская епитрахиль или поповская ногайка. Все это мне по крови отвратительно».

Строки пыльных книг - уникальный канал с эстетикой бумажных книг. Подписывайтесь и предлагайте свои фото книжных страниц. Лучшие будут опубликованы в канале.

Откуда пришёл Блок Осип Мандельштам, из статьи «Письмо о русской поэзии»: «Самое удобное измерять наш символизм градусами поэзии Блока. Это живая ртуть, у него и тепло и холодно, а там всегда жарко. Блок развивался нормально, — из мальчика, начитавшегося Соловьева и Фета, он стал русским романтиком, умудренным германскими и английскими братьями, и, наконец русским поэтом, который осуществил заветную мечту Пушкина — в просвещении стать с веком наравне. Блоком мы измеряли прошлое, как землемер разграфляет тонкой сеткой на участки необозримые поля. Через Блока мы видели и Пушкина, и Гете, и Боратынского, и Новалиса, но в новом порядке, ибо все они предстали нам как притоки несущейся вдаль русской поэзии, единой и не оскудевающей в вечном движении. Всегда будет чрезвычайно любопытным и загадочным, откуда пришел поэт Блок… Он пришел из дебрей германской натурфилософии, из студенческой комнатки Аполлона Григорьева, и — странно — он чем-то возвращает нас в семидесятые годы Некрасова, когда в трактирах ужинали юбиляры, а на театре пел Гарциа».

Одна замечательная девушка подсказала мне, какие стихи Бунина имел в виду Борис Рыжий: Тихой ночью поздний месяц вышел... Тихой ночью поздний месяц вышел Из-за черных лип. Дверь балкона скрипнула, — я слышал Этот легкий скрип. В глупой ссоре мы одни не спали, А для нас, для нас В темноте аллей цветы дышали В этот сладкий час. Нам тогда — тебе шестнадцать было, Мне семнадцать лет, Но ты помнишь, как ты отворила Дверь на лунный свет? Ты к губам платочек прижимала, Смокшийся от слез, Ты, рыдая и дрожа, роняла Шпильки из волос, У меня от нежности и боли Разрывалась грудь… Если б, друг мой, было в нашей воле Эту ночь вернуть! Иван Бунин, 1916 год

Словно в бунинских лучших стихах... Словно в бунинских лучших стихах, ты, рыдая, роняла из волос — что там? — шпильки, хотела уйти навсегда. И пластинка играла, играла, играла, играла, и заело пластинку, и мне показалось тогда, что и время, возможно, должно соскочить со спирали и, наверно, размолвка должна продолжаться века. Но запела пластинка, и губы мои задрожали, словно в лучших стихах Огарева: прости дурака. Борис Рыжий, 1999 год

Химера Гоголя и Чехова В стихотворении «Танки идут по Праге» Евтушенко есть несколько литературных аллюзий. В первую очередь, поэт обращается к образам из «Мёртвых душ» Гоголя и «Человека в футляре» Чехова: Страх — это хамства основа. Охотнорядские хари, вы — это помесь Ноздрёва и человека в футляре. Здесь важен исторический контекст. Евтушенко осуждает ввод войск в Чехословакию, начавшийся 21 августа 1968 года. Поэт считает такое решение подлостью советского правительства, сравнивая его с гоголевским помещиком Ноздрёвым. Главная страсть помещика, если помните — «нагадить ближнему», при этом считая себя приятелем того, кому нагадил. Упоминание «человека в футляре» дополняет страшный образ. Главный герой рассказа Чехова, учитель Беликов — олицетворение собственной фразы «как бы чего не вышло». И вот это «как бы чего не вышло», подчинённость правилам и «циркулярам» до мелкого доносительства тоже отлично характеризует советскую эпоху. Да, однобоко и субъективно. Но, напомню, мы говорим о поэзии. И вспоминаем Довлатова: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?» #ремарки #гоголь #чехов

Всё чаще думаю — не поставить ли лучше точку пули в своём конце Из письма Булгакова Вересаеву: «В тот темный год, когда я был раздавлен и мне по картам выходило одно — поставить точку, выстрелив в себя…» #булгаков

Булгаков преувеличивает или преуменьшает? Горький не ответил, и примерно в тоже время, в сентябре–октябре 1929 года, Булгаков написал давнему другу А. П. Гдешинскому. Текст письма до нас не дошел, но сохранился ответ Александра Петровича: «Иногда я старался представить себе твою жизнь и чувствовал, что она должна быть высокого давления и горения. Поэтому то, что ты пишешь, что надорвался, — понятно мне и очень, очень грустно! Мне почему-то вспоминается, как ты когда-то на Андреевском спуске процитировал за столом стишок (Саши Черного, кажется): „Я в этот мир явился голым и шел за радостью, как все, кто спеленал мой дух веселый“ — или, может быть, вру, но я хочу сказать, что мне очень грустно, что ухайдакали, верно, очень люди моего веселого, умного и доброго Мишу! Не заподазривай меня в лести, я так рад, что получил от тебя живое слово, что в словах моих несть лести! Ты пишешь, что „все разрушено дотла, что я сделал за много лет ужасной жизни?“ Бог с тобой – мне кажется, ты преувеличиваешь». #булгаков

Труднейший период жизни Булгакова Из воспоминаний Евгения Калужского, актера МХТ: «Булгаков ни разу не обмолвился о себе или о своих интересах. Его мучило то положение, в которое он, как казалось, невольно ставил театр. В то время на Художественный театр было и без того много нападок за его якобы отставание от современности, неспособность отобразить ее, за мертвую академичность. Михаил Афанасьевич похудел, осунулся, во взгляде появилась настороженность и печаль. Встречаться и видеть Михаила Афанасьевича стало просто тяжело. Держался он всегда мужественно, корректно и достойно, но глаза выдавали глубокую печаль. Юмор стал горьким и каким-то унылым. Это был один из труднейших, если не самый трудный период жизни Булгакова-писателя. Отношения его с Художественным театром в то время складывались по-разному. Возможно и даже наверное, у Михаила Афанасьевича в сердце были претензии к театру за его осторожность и недостаточно энергичную борьбу за пьесы. Громадная выдержка, сила воли и уважение к театру и его основателям никогда бы не позволили ему высказать что-нибудь подобное. Его неудовлетворенность скорее угадывалась». #булгаков

Булгакову пора к неврологу Из воспоминаний Любови Белозерской: «Вспоминаю, как постепенно распухал альбом вырезок с разносными отзывами и как постепенно истощалось стоическое к ним отношение со стороны М. А., а попутно истощалась и нервная система писателя: он стал раздражительней, подозрительней, стал плохо спать, начал дергать головой и плечом (нервный тик). Надо только удивляться, что творческий запал (видно, были большие его запасы у писателя Булгакова!) не иссяк от этих непрерывных груборугательных статей. Я бы рада сказать критических статей, но не могу — язык не поворачивается…». #булгаков

Булгаков жалуется Горькому Многоуважаемый Алексей Максимович! Я подал Правительству СССР прошение о том, чтобы мне с женой разрешили покинуть пределы СССР на тот срок, какой мне будет назначен. Прошу Вас, Алексей Максимович, поддержать мое ходатайство. Я хотел в подробном письме изложить Вам все, что происходит со мной, но мое утомление, безнадежность безмерны. Не могу ничего писать. Все запрещено, я разорен, затравлен, в полном одиночестве. Зачем держать писателя в стране, где его произведения не могут существовать? Прошу о гуманной резолюции — отпустить меня. Уважающий Вас М. #Булгаков 3 сентября 1929 года